Будем как боги
Шрифт:
– А пяти? – уточнил Фишер.
– Пяти хватит, чтобы безлюдным стал Китай, – ответил Борис. – У Януса есть одна проблема – он имеет короткий период воспроизводства, всего дней десять. То есть, гипотетическая эпидемия, считая четыре цикла заражения, будет длиться сорок дней. Еще столько же продлятся «афтершоки». Потом придется год избегать любого контакта с животными – сами они не болеют, но остаются носителями. В принципе, карантинные мероприятия при наличии пяти – десяти очагов могут дать какой-то эффект. Если очагов будет больше…
– …но мы военным этого не скажем, – перебил его Гарри. – Чем больше у них заказ – тем ближе день, когда Вы получите Нобелевскую премию…
– Мы, – поправил его Борис. – Я считаю, что Ваш вклад в это открытие, как минимум, равен моему. И еще – а разве тот человек, на чьи записи я опирался, не заслуживает…
Лицо Фишера стало каменным:
– Этот человек мертв, – сказал он. – Он был гением, вроде Вас, но при этом – и безумцем. Безумие сгубило его. Поэтому, ради всего для Вас святого, никогда не упоминайте этих записей.
– Почему? – удивился Борис.
– Потому, – вздохнул Фишер, – что человечество, по сути своей, недалеко ушло от того, что мы называем мрачным средневековьем. Оно держится за свою пошлую мораль, как дурак за писаную торбу. Оно не способно переступить через эту мораль ради прогресса.
Мы используем баллистические ракеты, разработанные нацистским преступником Вернером фон Брауном, и ездим на автомобилях другого преступника – Порше. Мы пьем Фанту, придуманную компанией «Кока-Кола» для вермахта, и носим костюмы от Хьюго Босс – главного модельера Третьего Рейха, но стоит нам упомянуть о том, кем были эти люди – мы стыдливо отводим глаза.
Мы называем Менгеле безумцем и содрогаемся от описания его опытов, но западная медицина в части знаний о пределах физиологических возможностей организма построена на его экспериментах. Никто не говорит об этом, и Вы не говорите, благодаря кому сделали это открытие. Разве Вам не хочется стать единоличным обладателем этого научного прорыва?
– Нет, – сказал Борис. – Я не могу укрыть от мира то, что это открытие я сделал благодаря Вам, и не стану это скрывать. А поскольку я не знаю имени автора этих записей, будем считать, что этот автор – Вы.
– Разумно, – понимающе улыбнулся Фишер.
Февраль 2026 год
Командующий недавно восстановленным Вторым флотом США адмирал Алек Дэвидсон не боялся высоты и любил открытые пространства.
Теоретически, крохотный балкончик, на котором он стоял, не был предназначен для постоянного присутствия личного состава. Располагался он на высоте семнадцати метров над уровнем палубы, прямо над ним нависала фазированная антенная решетка локатора. Но Алек любил этот полускрытый крылом рубки мостик.
Здесь флотская служба ощущалась буквально кожей, которую не щадил порывистый ветер, когда его флагман – новенький, с иголочки, атомный авианосец «Энтерпрайз», четвертый и последний из серии авианосцев, типа «Гарри Трумэн», на полном ходу шел в сердце авианосной ударной группы второго флота.
Собственно, эта группа и была вторым флотом; вторая АУГ во главе со старичком «Теодором Рузвельтом» постоянно находилась в Норфолке, и состояла из кораблей, в той или иной мере не боеготовых. Но Алек не переживал по этому поводу. В северной Атлантике у русских тоже была только одна современная ударная группа, а вторая не выходила из акватории северных морей. Случись война – бой будет честным.
А в исходе сражения один-на-один Алек не сомневался. Русские – крутые ребята, но и он не гражданин Непала. Его корабль унаследовал от своего предшественника, первого в мире атомного авианосца не только имя, но и девиз – «Первый из лучших». И этот девиз очень хорошо подходил самому Алеку… хотя были времена, когда он был не первым, а просто одним из лучших.
Об этом ему напомнила радиограмма, которую он получил вечером:
«Норфолк – Дэвисону. Ожидайте прибытия частного грузового борта на авианосец. Груз борта – подарки для экипажа в честь Президентского дня. Бенефициар – почётное общество «Стигма-три». Адмиралу – личное послание. Вылет одобрен COMUSFLTFORCOM и Министром Обороны. Отбой».
Конечно, подобная практика была не нова, различные благотворительные общества постоянно присылали подарки для флота и на отдельные корабли, но важно было не это, а то, кто был даритель.
До поступления в Военно-морскую академию Алек учился в Весткост Менеджмент.
Вернее, не так. Ему не удалось поступить в Академию, и добрые люди посоветовали ему Весткост. Ему было обещано, что диплом этого учебного заведения «откроет все двери и ускорит его карьеру, как трамплин».
Так и вышло – те, кто раньше воротил нос от сына мормона из Юты, с превеликим удовольствием принимали его же в роли выпускника Весткост, а, узнав, что тот состоял в обычном, в общем-то, обществе греческих букв «Стигма-три», начинали буквально рассыпаться вокруг него мелким бесом.
Алеку это не нравилось; он не хотел триумфального шествия по кабинетам. Алек любил флот, и пределом его мечтаний было вот это – рубка самого большого в мире авианосца, окруженного почтенной свитой из кораблей охранения.
Но Алек понимал, какую роль сыграла «Стигма-три» в его жизни. Без той метки, что осталась в его личном деле после того, как Фишер объявил его «номером семь» в первом поколении «Стигма-три», его карьера медленно ползла бы вверх, и сейчас он бы, в лучшем случае, командовал каким-то из «Берков» или соединением LCS, а не целым флотом. Но с этой волшебной пометкой его продвижение по службе неудержимо устремилось вперед, подобно российской гиперзвуковой ракете «Циркон», обгоняя и оставляя далеко позади медлительные «томахоки» тех, кто кого-то-то с поддельным сочувствием втайне радовался тому, что Алек не попал в Академию с первого раза…
Адмирал понимал, что борт был зафрахтован, конечно, не ради каких-то там подарков. Как правило, готовили их заранее, и передавали кораблями снабжения.
Значит, подарки – это попутный груз, а основное – это послание.
В наш век Интернета передача послания через фельдъегеря была не анахронизмом, как мог бы подумать человек сугубо штатский, а показателем важности и секретности передаваемой информации.
Алек знал, что такое возможно. Даже разбитый инсультом, даже будучи фигурантом международного уголовного дела, Фишер оставался ключевой фигурой мировой политики, куда более важной, чем многие из тех, кого привыкли считать тяжелыми фигурами на «великой шахматной доске». Тем более – теперь, когда Гарри почти восстановил свое положение. Обвинения с него были сняты (во многом, благодаря показаниям самого Алека, четко засвидетельствовавшего в суде непричастность Фишера к действиям Ройзельмана: показаниям флотского офицера, данным под присягой, суд поверил безоговорочно, с учетом кристальной репутации адмирала Дэвидсона). С инсультом Гарри тоже справился, и даже сумел преодолеть частичный паралич, приковавший его к коляске.