Будешь моей
Шрифт:
Тогда я молча встала с мокрой, грязной, засыпанной сухими еловыми ветками земли и словно зомби пошла по тропинке из леса, к дороге.
— Да брось, я же у тебя не первый был! Не строй из себя настолько шокированную! — кричал он мне вслед, делая вид, что не страшно, хотя смелость его была напускной. — Я знал, что ты уже не девственница, поэтому решил, что не убудет. Ань!
Я просто шла, молча, пропуская его слова мимо ушей. Они не трогали, не задавали. Его слова — белый шум.
— Давай я отвезу тебя! Ты что, пешком идти намылилась? — шел следом. — Эй, ты чего, язык проглотила, что ли?
Подойдя из-за спины, тронул за руку, и это стало первой живой эмоцией за последние минуты. Я вырвала руку словно избавляясь от прикосновения чего-то грязного и мерзкого. А потом пошла молча дальше.
— Противно тебе, да? Обвиняешь меня? Себя не забудь обвинить. Ты унижала меня! Да ты меня вынудила сделать это! — закричал от бессилия вслед. — Ну и иди, раз дура! Иди! Но только попробуй рассказать о том, что здесь было, поняла? Я все буду отрицать! Скажу, что ты сама захотела. Как думаешь, кому поверят? Ты только опозоришься перед всеми, тебе будут плевать в спину! Это клеймо на всю жизнь!
Он кричал и кричал что-то еще, изрыгая то извинения, то грязные оскорбления, а я просто шла по обочине вдоль трассы, мечтая только об одном — прийти домой, закрыться в своей комнате и, если повезет, умереть.
— Ань! Дочка, да что случилось с тобой? — мама села на краешек моей кровати и погладила через покрывало по спине. — Я же вижу, что что-то случилось, не могли!
Я молчу, глядя в одну точку на обоях. Глаза мои сухи.
— Это он сделал, да? Этот подонок? Он изнасиловал тебя? — раздался голос отца. — Говори, я все равно все узнаю!
— Ань, скажи правду папе, пожалуйста! Он переживает за тебя не меньше, посмотри какой бледный, — причитает мама, умоляя меня открыться.
Но я молчу, просто потому что не могу произнести ни слова. Шок был настолько сильным, что я потеряла способность говорить. Способность плакать и просить помощи.
Теперь я грязная, Ратмир ни за что не женится на мне. Ему не позволят, да и он сам не захочет…
Все кончено для меня. Моя жизнь кончена.
— А приведу сюда этого паршивца и его мерзкую семейку, они за все ответят! — изрыгая ругательства, причитает отец, спускаясь тем временем по лестнице вниз.
Я слышу его слова, но они словно фон, их смысл плохо доходит до меня. Я понимаю, что должна что-то сказать, но не могу принести и звука.
— Вот, выпей пока успокоительное, — протягивает мне мама стакан и, приподняв мою голову, буквально вливает в рот что-то горькое.
Я послушно пью, обливаясь, потом кладу голову обратно на подушку.
— Это не он… — шепчу, собрав последние силы в кулак. — Скажи ему, что это не он…
— Что? Что ты сказала, дочка? Я не расслышала, повтори.
Но я отключаюсь, так и не ответив ей больше.
А потом словно выныриваю из толщи воды. В доме какой-то шум, грохот, мат. Мама плачет, застыв у окна, в комнату буквально вваливается Ратмир, из разбитого носа льется кровь.
Отец держит его за шкирку, словно нашкодившего кота, и он даже не пытается вырваться — просто смотрит на меня во все глаза, цветом кожи напоминая асбест.
Я не могу смотреть в его глаза. Больше никогда не смогу.
— Это он, да? Это он сделал? — цедит сквозь зубы Ратмир. — Скажи мне!
Я молча смыкаю веки и этого достаточно, чтобы он все понял.
— Я убью его! Убью! Да пусти ты!
Отец кричит что-то ему вслед, мама уже рыдает буквально в голос, а во дворе слышны голоса проснувшихся и сбежавшихся на шум соседей.
Это ад. Это все не может быть в реальности.
Меня колотит крупная дрожь, видимо, только сейчас организм стал постепенно оправляться от шока.
— Что ты сделала, тварь? — влетает в мою комнату растрепанная после сна тетя Тамара. Поверх ее ночной рубашки накинуто распахнутое пальто, вошедшая следом Лейла выглядит не лучше. — Опозорить моего сына, хочешь? Обвинить его в том, что он не делал? Фамилию нашу опорочить? Да шлюха, такая же, как твоя мать! Ни стыда, ни совести!
— Не смей оскорблять мою дочь, не смей! — неожиданно обретает голос мама. — Лучше посмотри, что натворил твой сын!
— Ратмир дома спал, твой дикий муж буквально вытащил его из постели! Спрашивай лучше у своей дочери, перед кем она там ноги свои раздвигала! Жертва она, конечно! Посмотрите на нее, беднягу! Прекрасная актриса! Спуталась с кем-то, а теперь хочет свалить на моего сына?
— Дай пройти, — отодвигает ее дядя Нодар и не менее бледный, как сын, подходит ко мне.
Почему именно глядя на него я испытываю такой невероятный стыд. Он всегда был на моей стороне, защищал меня. А теперь? Будет ли он защищать меня сейчас, после всего, что случилось?
— Это же не Ратмир сделал? — спокойно спрашивает он, глядя мне в глаза. — Не он?
Отрицательно качаю головой и позволяю пролиться слезам.
— Ну вот! А я что говорила? Она сама отрицает причастность моего сына! Сама! — ликует тетя Тамара. — Что, совесть не позволила продолжать его порочить? Я в суд подам на вашу семью, за клевету! Не будет вам тут спокойной жизни, понятно? Не будет! Уезжайте отсюда, чтобы духу вашего на нашей улице больше не было!
В комнату с матами и грохотом вваливаются Ратмир и Марат, только теперь Марата удерживает за капюшон толстовки Ратмир.
— Это ты сделал? Ты?! — орет обезумевший отец. — Отвечай!
— Она сама села в мою машин! — сплюнув кровь прямо на пол, отвечает Марат. — По камерам посмотрите, я не вру! Более того, она флиртовала со мной. Сказала, что скоро выходит замуж и придется всю жизнь ложиться в одну постель с одним и тем же! Да она предлагала мне себя!
Мама снова закрывает рукой рот и плачет, Лейла с ненавистью смотрит на меня и, видит Бог, если бы не куча свидетелей, вцепилась бы мне в лицо ногтями. Тетя Тамара со смаком изрыгает проклятия в мою сторону, а отец стоит бледный, как мел.