Будет скафандр – будут и путешествия

Хайнлайн Роберт Энсон

Трансляция все продолжалась. Еще бы, записывали-то целыми неделями. Мы могли здесь простоять до тех пор, пока у нас ступни не расплющатся.

– Да, это мой голос.

– Вы все подтверждаете? Вы не хотите внести поправки либо дополнения?

– Можно проделать все это сначала? – осторожно спросил я.

– Если вы так желаете.

Я хотел уж было сказать, что желаю, что надо всю эту запись стереть, и начать все сначала. Но согласятся ли они? Или сохранят обе записи, чтобы потом их сравнить? Ложь не вызвала бы у меня угрызений совести: «Говори правду и посрами дьявола» – девиз мало подходящий, когда на карту поставлена жизнь твоих близких, твоих друзей и всего человечества. Но сумеют ли они поймать меня на лжи?

Материня советовала говорить правду и ничего не бояться.

Но ведь она не на нашей стороне! Нет, на нашей! Надо было отвечать. Но я так запутался, что не мог уже думать. Я ведь пытался рассказать профессору Джо все по правде… Ну, может, я что и притушил, не останавливался подробно на всех страшных газетных заголовках. Но в принципе все говорил по правде.

Сумею ли я изложить более приемлемую версию сейчас? Позволят ли они мне начать все сначала и проглотят ли состряпанную мной пропаганду? Либо то, что меня уличат во лжи, сверив обе ленты, и погубит род человеческий?

– Я все подтверждаю.

– Запись приобщается к делу. Патриция Уайнт Рейсфелд…

У Крошки на эту процедуру много времени не ушло, она просто последовала моему примеру.

Машина сказала:

– Факты обобщены. Исходя из их собственных показаний, это дикий и жестокий народ, склонный ко всякого рода зверствам. Они поедают друг друга, морят друг друга голодом, убивают друг друга. У них совсем нет искусства, а наука самая примитивная, тем не менее их характер так сильно подвержен насилию, что даже столь малый запас знаний энергично используется ими – племенем против племени – чтобы истребить друг друга. Они делают это с таким рвением, что могут в этом преуспеть. Но если, в случае неудачного стечения обстоятельств, им этого не удастся, то со временем они неизбежно достигнут других звезд. Именно этот аспект и должен быть тщательно рассмотрен: как скоро они сумеют достичь нас, если выживут, и каков к тому времени будет их потенциал.

Голос снова обратился к нам:

– Это – обвинение против вас, против вашей собственной дикости, сочетаемой с высшим разумом. Что можете вы сказать в свою защиту?

Глубоко вздохнув, я пытался успокоиться. Я знал, что мы проиграли, но все же считал себя обязанным бороться до конца.

Я вспомнил, как начинала свою речь Материня.

– Милорды-собратья!

– Поправка. Мы не являемся вашими «лордами», и еще не было установлено, что вы ровня нам. Если хотите найти правильную форму обращения, можете называть меня «председатель».

– Хорошо, мистер председатель, – и отчаянно пытался вспомнить, что говорил своим судьям Сократ. Он знал заранее, что его осудят, так же, как я мы сейчас, но хотя его и заставили выпить сок цикуты, победил все же он, а не судьи.

Нет! Сократ здесь не подходит – ему нечего было терять, кроме своей собственной жизни, а сейчас речь шла о жизни всего человечества.

– …вы сказали, что у нас нет искусства. Видели ли вы наш Парфенон?

– Взорванный в одной из ваших войн?

– Лучше взгляните на него, прежде чем нас «развернете», потому что иначе много потеряете. Читали ли вы нашу поэзию? «Окончен праздник. В этом представленье актерами, сказал я, были духи. И в воздухе, и в воздухе прозрачном, свершив свой труд, растаяли они. Вот так, подобно призракам без плоти, когда-нибудь растают, словно дым, и тучами увенчанные горы, и горделивые дворцы и храмы, и даже весь – о да, весь шар земной» [19] .

19

В.Шекспир. «Буря». Акт 4. (Пер. Мих. Донского).

Больше я не мог. Рядом всхлипывала Крошка. Не знаю, что заставило меня выбрать этот отрывок, – но говорят, что подсознание никогда не делает ничего случайно.

– Весьма вероятно, что так и будет, – заметил безжалостный голос.

– Я думаю, что не ваше дело судить, чем мы занимаемся, если мы не трогаем вас, – я запинался и еле сдерживал слезы.

– Мы считаем это своим делом.

– Мы не управляемся вашим правительством и…

– Поправка: Три галактики не являются правительством; такое обширное пространство и такая разнородность культур не дает правительству возможности функционировать. Мы всего лишь сформировали полицейские районы в целях взаимной защиты.

– Но, даже если так, мы ведь ничего не делаем вашим полицейским. Мы жили себе на своих собственных задворках, – я, во всяком случае, спокойно гулял на своих собственных задворках, – как появились корабли этих черволицых и начали причинять неприятности нам. Но ведь вам мы ничего плохого не сделали!

Я остановился, не зная, как быть дальше. Я ведь не мог гарантировать, что весь род человеческий в будущем будет вести себя хорошо; машина знала это, и сам я тоже знал.

– Вопрос, – снова заговорил сам с собой голос. – Эти существа кажутся идентичными с Древним Народом, учитывая мутационные поправки. В каком районе Третьей галактики находится их планета?

Машина ответила на собственный вопрос, приводя координаты, ничего не говорящие мне.

– Но они не принадлежат к Древнему Народу, они эфемерны. В том-то и опасность, они слишком быстро меняются.

– Не исчез ли в том районе корабль Древнего Народа несколько полураспадов тория-230 назад? Не объяснит ли это тот факт, что образцы не совпали?

И твердый ответ:

– Происходят они от Древнего Народа или нет – значения не имеет. Идет рассмотрение; следует принять решение.

– Решение должно быть обоснованным и не вызывающим сомнений.

– Таковым оно и будет. – Бестелесный голос вновь обратился к нам: – Хотите ли вы оба добавить что-либо в свою защиту?

Я вспомнил их слова о примитивном состоянии нашей науки и хотел возразить, сказать, что всего за два века мы прошли путь от мускульной энергии до атомной, но испугался, что этот факт, наоборот, может быть использован против нас.

– Крошка, ты ничего не хочешь сказать?

Резко шагнув вперед, она выкрикнула:

– А то, что Кип спас Материню, не считается?

– Нет, – ответил холодный голос, – это несущественно.

– А должно было бы быть существенным! – Она снова плакала. – Сволочи вы, сволочи трусливые! Гады вы, гадины трусливые! Вы еще хуже черволицых.

Я дернул ее за руку. Содрогаясь от рыданий. Крошка уткнулась мне головой в плечо и прошептала:

– Прости меня, Кип. Я не хотела. Я все испортила.

– Не расстраивайся, малыш. И так уже все было ясно.

– Имеете ли вы сказать что-нибудь еще? – безжалостно продолжал безликий.

Я обвел глазами зал. «…и горделивые дворцы и храмы, и даже весь – о да, весь шар земной…»