Будни Ада
Шрифт:
Но потом наступила Перестройка! Стало еще проще зарабатывать длинный рубль, я начал торговать жвачкой, порнографическими картами и прочей бурдой. Открыл первый на районе видеосалон. Потом Совок наконец-то издох, началась эпоха ваучеров и поездок в Варшаву, первые ларьки, водка "Распутин", спирт "Роял" и так далее, и тому подобное. Далее я открыл небольшую финансовую контору, не такого размаха, конечно, как МММ или "Хопер-Инвест", но на дорогое говно хватало. Знаете ли, это сейчас у меня фекалии стоят не больше чем пачка "Роллтона" и фунфырик "Боярышника", и то, если повезет. А в те времена я срал исключительно красной и черной икрой, диковинными заморскими фруктами и коньяком "Наполеон". Каждодневный мой поход в кабак стоил как несколько средних зарплат работяг в этой богом проклятой стране. Денег было просто нереально много, бабье мне
Как-то случилось со мной неладное, вспомнил я про своего напарника, Василия. Не знаю, откуда во мне взялась эта сентиментальность, эти болезненные приступы совести, но я решил его разыскать. Выяснилось, что откинувшись, он вернулся в родную деревню. Ну, я и решил его навестить. Когда я приехал, он не стал мне ничего предъявлять, не было никакой ненависти, никаких претензий, он просто спросил, есть ли, что выпить? Да, представлял он собой жалкое зрелище, спившийся, опустившийся человек. И баба у него была такая, пропитая и явно неадекватная. А вот девчушка у них была красивой. Но что ее ждало в жизни? Найти такого же алкаша, нарожать нескольких будущих уголовников, и закончить свою жизнь на деревенском кладбище? И стало мне стыдно, перед ним, перед русским народом, стало стыдно за все, что Гольдштейны сделали с русскими людьми. И тут Дьявол попутал меня...
(Сатана)
– Простите, любезнейший, ничем я вас не путал, я вас вообще сегодня вижу впервые!
Иван Иванович не заметил дьявольской реплики и продолжил свой рассказ:
– Решил я помочь Василию, дал ему денег и забрал его дочку в Санкт-Петербург, чтоб дать ей дорогу в жизнь. Там она закончила школу, потом был престижный экономический ВУЗ. Выставки современного искусства, творческие встречи с дерзкими писателями, закрытые вечеринки с выступлением группы "Ленинград", "Марши несогласных", да-да, тогда это было в Питере очень модно. Так гадкий утенок превращался в прекрасного лебедя. Потом поездки по миру, шопинг в лучших бутиках Нью-Йорка, Парижа и Милана, дорогие наркотики, свадьба в Лондоне и прочие проявления сытной эпохи раннего Путина. Да, я ее баловал, я давал ей все, это было мое искупление перед русским народом. Да, я выглядел классическим папиком, и чем дальше, тем сложнее мне было. Приходилось больше работать, оставалось меньше здоровья, порой до меня доходили слухи о неверности моей ненаглядной. Но я не обращал внимания на все это, я нес свой крест. Это потом я узнал, что слухи были небеспочвенными, через мою жену прошел весь хор Турецкого, весь ансамбль песни и пляски Александрова, группа "Виа-Гра" и футбольная команда "Зенит", ее имели и профессора и стюардессы, массажистки и сантехники, актеры и уголовники. Как поется в песне, ее имели все, все мои друзья. Я даже не знаю, от меня ли у нас растет сын Иван...
Иван Иванович замолчал, в теплом свете костра можно было увидеть навернувшиеся слезы в его глазах. Я ему предложил выпить и, наконец-то, рассказать, как же он в итоге стал русским. Иван Иванович выпил, закурил и продолжил:
– Да, я уже заканчиваю. Простите, друзья мои, если утомил, но, как говорится, из песни слов не выкинуть. Так вот, в какой-то момент я понял, что я делаю что-то не так, вернее не понял, а почувствовал, я чувствовал, что не стоило так сублимировать свое покаяние. Это было и моей ошибкой, и ошибкой моего отца, моего деда, моего прадеда. Я подумал, что в русском народе не зря говорят - курица не птица, баба не человек. Так вот, если уж вкладывать активы в покаяние, то в покаяние перед человеком, русским человеком, а не перед бабой. Я оставил своей ненаглядной квартиру на Невском, дачу наСтрельне, увесистый счет в швейцарском банке, распродал все свои активы, часть отдал жене, часть оставил себе, и уехал каяться по новым правилам.
Я вернулся в деревню, к своему тестю Василию. Я действительно хотел помочь ему, хотел возродить в нем тот крестьянский, тот поистине русский дух. Арендовал земли, купил тракторы и комбайны, купил всякую скотину, построил зернохранилище, небольшой маслозавод, нанял людишек, и стали мы с Василием сопредседателями фермерского хозяйства. Василий встретил эту мою инициативу с некоторым воодушевлением, даже перестал пить. Но потом что-то пошло не так. Я вообще
(Сатана)
– То есть, именно так вы и стали русским?
(Иван Иванович)
– Не совсем. Трудные жизненные условия никогда не сделают человека русским. Русского человека от немца, американца или папуаса отличает наличие Русской Национальной Идеи! Но до конца ее постигнуть невозможно, сформулировать словами нельзя, ее можно только почувствовать и поверить в нее, и вот когда ты обретаешь эту веру, постигаешь русское дао, вот тогда ты и становишься русским.
(Лыков)
– И в чем заключается эта Русская Идея?
(Иван Иванович)
– Простите, друг мой, но вы, наверное, невнимательно меня слушали. Русская Идея, это не какой-нибудь там Бог, которого можно описать словами, нарисовать икону и все это превратить в религию, Русская Идея не настолько вульгарна! Тут нет описания, нет объекта для рассуждения, тут только чистая, ничем не запятнанная вера!
*****
Пили в тишине. Где-то за полночь запасы спиртного стали иссякать. Потом мы отправили Чебурашку обратно в деревню, добыть еще бухла. Пообещали ему, если он вернется порожняком, порвать его мохнатую жопу на фашистские свастики. Иван Иванович сжалился над ушастым, рассказал, где можно в деревне купить ночью спиртное. Через пару часов мы уже догонялись "Лосьоном без запаха", семидесятиградусной бесцветной жидкостью в пластиковых двухсотпятидесятиграммовых бутылочках.
Мы пили и беседовали до самого утра, потом обозвали друг друга пидорасами, набили морду Чебурашке и улеглись спать.
*****
Проснулись после обеда, попрощались с новым русским Иваном Ивановичем и отправились дальше в путь. Уже через час мы достигли следующей деревни. Сатана там купил пива и сигарет, и мы пошли дальше. После того как мы на ходу выпили "сиську" крепкой "девятки", настроение заметно улучшилось. После еще двух, идти стало тяжеловато, но настроение у меня продолжало стремиться вверх. И Чебурашка явно не унывал, насвистывал "Первый концерт для фортепиано с оркестром" Чайковского. А вот Сатана снова был мрачен. И тут я не выдержал:
– Рогатый, ты чо такой хмурый-то, своей постной мордой только настроение людям портишь.
– Знаете ли, наш путь подходит к концу, и меня терзают смутные сомнения, справитесь ли вы с поставленной задачей...
(Чебурашка под воздействием "девятки")
– Говно вопрос!
(Сатана)
– Я бы на вашем месте не был таким уж самоуверенным. Кстати, Лыков, на счет Чебурашки я не имею никаких иллюзий, он просто олигофрен и мудак, а вот у тебя-то есть хоть какой-нибудь план?
(Лыков, немного задумавшись)
– Я думаю, Путина голыми руками не возьмешь, нужно устроить революцию. Нужно поднять массы! Нужно взболтать водицу, и уже в этой мути взять за жабры Владимир Владимировича и потребовать от него возврата твоей бессмертной души. В общем-то, я с Чебурашкой согласен, ничего сложного.
(Сатана)
– Не скажу, что ты меня сильно успокоил, но других вариантов у меня, к сожалению, нет. И еще, многоуважаемые, тут я вас оставляю. Уже завтра к вечеру вы достигните Москвы и приступите к выполнению своего плана.