Будни директора школы
Шрифт:
— Да, вполне.
— Но у меня есть другое предложение. Завтра в шесть ноль-ноль ты с мешком стоишь у дверей военкомата. Сам. Без дополнительной повестки. А я за это обещаю тебе нормальное место службы. Думай быстрее, мне надо на обед. Итак?
— Да…
— Что — да?
— Я завтра приду.
— Вот и молодец. Спасибо, товарищ директор, — рука кинута к козырьку фуражки, и военком вышел, аккуратно притворив дверь.
— Ну, — развел руками директор, — что я мог еще? Давай, иди. Отпускаю тебя сегодня — готовься.
…
Военком
Не люблю пьяных…
— Ну, что, стукнемся, директор? Ну… Что, ссышь, да? Давай, стукнемся! — кричал, подпрыгивая по-боксерски на месте, крепко пьяный выпускник прошлых лет, которого директор школы только что не пустил в автобус с выпускниками нынешними.
Автобус фырчал мотором, двери были закрыты, но выехать со школьного двора он не мог: прямо посреди дороги растянулась редкая цепочка пьяных «старичков», подзуживающих своего предводителя.
— Ну, давай же, давай! Стукнемся, эх, стукнемся! — кричал тот, делая выпады в сторону директора школы.
А директор, зажав в каждой руке по огромному букету, врученному ему на выпускном вечере, медленно-медленно, по ступне, двигался в его сторону. Он разводил руки в стороны, широко улыбался и приговаривал на ходу:
— Негоже мне с тобой драться, несолидно… Опять же и руки у меня, видишь, заняты. Праздник у меня, понимаешь. А ты — пьяный. Пьяный и молодой. Мне с пьяным и молодым драться просто нельзя. Ты уж просто ударь первым, что ли. Ну, бей!.. Только имей в виду. Я отбиваться не буду. Я тебя просто посажу. Ты на кого голос тут повышаешь? Я тебе не шавка, не пацан… Ну, бей, бей, стукнись об меня…
И медленно-медленно — вперед. А сзади поддавливал автобус, потихоньку тоже двигающийся за ним.
До поворота на центральную улицу оставалось немного, когда с ее стороны, за спинами полупьяных пацанов раздался треск мотоциклетного двигателя и по их спинам мазнул луч фары.
— Сматываемся, мужики! Ну, директор… Попадешься ты мне!
— А чего ждать? Вот же я. И не сопротивляюсь!
Но темные фигуры брызнули в стороны, исчезая в кустах акации, а к школе подъехал мотоцикл, с заднего сидения которого спрыгнул и кинулся вдогонку милиционер. Второй подошел к директору:
— Что тут у вас?
— Да все в порядке уже, спасибо, — и он дал отмашку автобусу: езжай уж, дорога свободна.
Автобус с места взял неплохую скорость и исчез, унося выпускников в теплую июньскую ночь на берег Можайского водохранилища.
— Не люблю пьяных…, — задумчиво произнес директор.
— А кто же их любит? Пьяный — он безголовый, — поддержал милиционер.
— Ну, что? — обратился он к выходящему из темноты своему коллеге.
— Что, что… Разбежались… Да знаю я их — участок-то мой. И сам эту школу заканчивал…
— Тогда поехали дальше. Сегодня еще в двух школах выпускные…
Мотоцикл весело затрещал и ускакал в темноту. А директор, чувствуя, как отпускает его напряжение, пошел к дверям школы.
«Где же мои мужики? Куда подевались?» — думал он. В темном углу у дверей возились какие-то две фигуры.
— Кто тут еще?
— Да мы это… Вон, спарился совсем, видишь…
Физрук с вялой улыбкой сползал по стенке, а невысокий музыкант все пытался поставить его на ноги, да сил не хватало.
— Вот, блин… Не бросать же его здесь. Ну, давай, берись, потащим его домой вдвоем…
Вцепившись с двух сторон в поясной ремень, они синхронно качались, мотаясь от одной стороны тротуара к другой, уводя учителя физкультуры домой. При виде знакомого подъезда тот вдруг оживился, оттолкнул жестко обоих, сделал пару шагов, повернулся и ясным чистым голосом:
— Какого х…? Вы, двое, вы что, ох…?
— Э-эй, тут директор, между прочим…
— Да мне пох… Директор-миректор… Шли бы вы по домам! — и сам повернулся, и ровно держа спину пошел к подъезду.
— Э-э-э… Пьяный он…, — извиняюще произнес музыкант.
— Не люблю пьяных, — сказал директор. — Очень не люблю. Завтра. Завтра он будет ждать меня у подъезда школы раньше всех. Спорим?
— Да, что спорить-то? Куда он денется? Прибежит, конечно…
— Не люблю пьяных…
— А кто их любит?
Двери
— А тут у нас что? — директор с завучем и завхозом обходил школу, знакомясь со всеми ее закоулками.
— Там «темная» лестница…
— Да-да, темная! Мы закрыли, потому что там травму можно получить, и потому что там куряки все время собираются…
— Куряки? Так, может, нам и туалеты закрыть? Ну, они же там тоже собираются… Я все же не понял. Это лестница, по которой должны спускаться с третьего этажа на первый вон те классы. Так?
— Да, но там темно, и мы ее закрыли…
Директор школы подергал за огромный висячий замок, постучал ногой в дверь, и лист фанеры, вбитый вместо стекла, вдруг легко отделился и спланировал куда-то в темноту.
— Как интересно…, — сказал директор и полез в дыру. — У-у-у… Как здесь интересно!
На темной лестничной площадке стояли стулья, лежала алюминиевая банка из-под учебных фильмов, набитая окурками. Стены были исписаны прокламациями и обращениями к предыдущему директору.
— Так, — строго сказал он завхозу, вылезая обратно и отряхиваясь. — Двери на всех этажах — открыть. Сами двери — снять, чтобы было светлее. Лампы вкрутить. Стены отмыть.
Он посмотрел на часы.
— В два часа начинайте, как уроки закончатся. Всех уборщиц — туда. Ясно? Идите пока, ищите ключи, топоры, ломы… Что там понадобится. А мы дальше пойдем.