Будни хирурга. Человек среди людей
Шрифт:
— Конечно, мог бы. Да как откажешь людям! Ко мне так много обращается больных. И вот ещё что обидно: мало осталось людей, которые бы сохранили ко мне прежнее отношение. Многие из тех, которые считались друзьями и кому я сделал немало добра, перестали не только заходить, но даже и звонить.
— Значит, плохие у вас были друзья. И жалеть о таких не следует.
— Вы правы. Я теперь их только и разглядел. Друзей-то, выходит, настоящих не так просто иметь. А уж если заимел друга — береги его, держись за него. Но нет ничего страшнее, как потерять друга. Ведь с потерей друга теряется и вера в человека. А
Я старался его успокоить:
— Теперь всё станет на место: надо только обратить больше внимания на собственное здоровье. Систематически лечиться, съездить на курорт, отдохнуть. В случае надобности я готов предложить вам свои услуги.
Он был явно растроган вниманием, и лицо его озарилось приветливой, светлой улыбкой.
— Я хотел бы пригласить вас к нам в клинику, посоветоваться относительно больной девочки, уточнить диагноз и решить вопрос об операции, о которой вы уже давно писали. Может быть, вы согласитесь сделать её у нас как показательную?
Я согласился, и мы дружески расстались.
Идя к себе в гостиницу, я всё время думал о профессоре Гафили. Он мне нравился своим бережным отношением к больному, своей человечностью. Несмотря на такие переживания, он не обозлен, по-прежнему с любовью и заботой говорит о людях.
Вот, думал я, несправедливость отступила. Человек оправдан. Но кто вернёт ему здоровье и силы? И думалось мне ещё о том, как нередки у нас случаи бюрократического бездушия, преступной волокиты, наносящей ущерб и делу, и здоровью человека. Вот хотя бы и в этой истории. Ужалили человека, надломили здоровье — и ничего, будто бы так и надо. Никто не наказан, даже упрека никому не сделали, а человек надломлен. И какой человек!.. Да будь он здоровым, жизнерадостным — тысячам людей он подарил бы здоровье, трудоспособность, а иным и жизнь!..
Мне особенно понравилось, что профессор Гафили был спокоен, сдержан в суждениях, сохранял деловитость.
Отсутствие самонадеянности, цельность характера — это черта сильного, благородного человека. Мне было приятно сознавать, что мы оказали помощь именно такому человеку.
Сдержанность в суждениях и поступках, склонность к самоанализу, иными словами — отсутствие самонадеянности вообще прекрасное достоинство человека, хирургу же оно просто необходимо.
Как мы условились с профессором Гафили, на следующий день я пришёл в клинику. Мне показали девочку двенадцати лет, у которой с детства кашель с мокротой. У неё поражены нижняя и один сегмент верхней доли левого лёгкого. Требуется довольно деликатная операция. Надо удалить нижнюю и часть верхней доли. Остальная доля здорова, и её требуется сохранить. Эту операцию я делаю с 1948 года и не раз об этом писал. Но она как-то плохо прививается в клинической практике — очевидно, из-за её большой сложности.
Больная была подготовлена к операции, и мы решили провести её, не откладывая.
Подавала мне операционная сестра Таня. Видно было, что она волновалась, но работала четко и быстро. Даже привыкший к слаженным действиям своих сестёр, я не мог не обратить внимания на быстроту и точность её движений.
После операции, которая прошла без осложнений, я спросил у Тани:
— Вы не собираетесь стать врачом?
— Да,
— И хорошо. А пока будете готовиться к поступлению в институт, можете поработать у нас в клинике. Место найдется.
— Большое спасибо за приглашение. А завтра приходите к нам в гости, — неожиданно для меня заключила она, смущаясь. — У нас будут врачи, сестры.
Мы согласились пойти вместе с профессором Гафили.
Вечером, оставшись один, я долго бродил по набережной. Перед глазами у меня был профессор Гафили. В клинике я видел, как он относится к персоналу и к больным и как к нему относятся люди. Он был со всеми приветлив, мягок. На сотрудников ни разу не повысил голоса. Это очень показательно. На младшего закричать не нужна большая храбрость. Повысить голос на того, кто от тебя зависит и не может тебе ответить тем же, — показатель распущенности, отсутствия самоконтроля и уважения к себе.
Больные его любят. Это видно по тому, с какой теплотой они о нём говорят и доверчиво идут к нему на операцию. Его авторитет очень велик. Некоторые пришли в клинику специально посоветоваться с профессором Гафили. И поступят они именно так, как он им скажет. Это несомненно!
Думал и о Тане. Она произвела на меня хорошее впечатление.
На вечере у Тани мне представили Юрия Нахватова, молодого и, как мне сказали, подающего большие надежды врача.
Таня дружила с Юрием.
Позже Таня рассказала мне некоторые подробности о своей дружбе с Юрием. Они познакомились в клубе на лекции «О любви и дружбе». Таня вместе с подругой пришла немного пораньше и села в первом ряду. Вскоре рядом с Таней сел молодой человек. Он был хорошо одет, с военной выправкой и, не представляясь, заговорил с ними. Спросил, как они понимают любовь в современных условиях.
— А вот мы послушаем лектора. Он нам расскажет, — смеясь, ответили подруги.
— Я могу вам сказать и без лектора: в современных условиях любви никакой нет. Я постарше вас, на себе испытал: сегодня ты вроде любишь, а завтра посмотришь — и нет её, этой любви.
Девушки с удивлением посмотрели на незнакомца, но ничего не ответили. Начиналась лекция. Лектор в увлекательной и интересной форме рассказал о большой любви, которая нередко начинается с дружбы и продолжается всю жизнь.
Он приводил примеры хороших и плохих отношений между юношей и девушкой и настойчиво предостерегал от безрассудного растрачивания своей молодости, от пороков, от легкомысленных поступков, за которые приходится расплачиваться не только молодостью, но и всей жизнью.
После лекции молодой человек пригласил Таню танцевать. Поинтересовался, как её зовут, и сам назвался: Юрий, врач-хирург.
— Итак, Танюша, какого же вы мнения насчёт вечной любви? — спросил он.
— Есть такая любовь! Должна быть. Только для этого надо по-настоящему любить, — с жаром ответила Таня, — чтобы были общие интересы, причём наполненные глубоким смыслом и направленные на большие дела.
Юрий слушал, снисходительно улыбаясь. Потом сказал:
— Не надо громких слов. Вы не на трибуне. Смешно и несовременно. Где вы видели такую любовь? В романах? В трагедиях Шекспира?.. Ныне век электроники и покорения космоса. Любовь? Не смешите!..