Будьте готовы, Ваше высочество
Шрифт:
Но вскоре тайна эта стала прямо-таки лезть из него. Тайна стала чесаться в ухе, корябаться в горле, как ни откашливался Тараска. Она сушила губы, которые приходилось то и дело облизывать языком. А языку было уже совсем скверно. Он так и елозил во рту, каждую минуту грозя сболтнуть что-нибудь такое, что даст вырваться на волю подслушанному секрету.
В конце концов Тараска сдался и, влекомый тайной, направился в свою палатку номер четыре. Здесь жили самые закаленные, самые дружные пионеры, заслужившие право
Волна на море была в этот день большая, и ребята не купались. Мальчишки занимались своими делами. Одни что-то мастерили, другие решали у входа в палатку кроссворды, третьи играли в шахматы на скамье возле палаток.
— Ну, ребята, — начал Тараска (голос его таил что-то совершенно необыкновенное), — если обещаете без шума, грома, тарарама и вытерпите помолчать до поры до времени, я вам такое сейчас скажу, что закачаетесь. Только это секрет, предупреждаю.
Никто даже не посмотрел на Тараску. Все продолжали заниматься своими делами. Только кто-то, находившийся в палатке номер четыре, буркнул оттуда:
— Хо! Можно себе представить!
— Пожалуйста, считайте меня трепачом. — Тараска повернулся к палатке.
— Мерси вам за разрешение, мы и без того считаем, — послышалось из-за брезентовой стенки.
— Да пожалуйста. И звонарем.
— Тоже учтем, — донеслось из палатки.
— И Тарасконом, Тарантасом, как хотите.
— И это нам известно, — неумолимо ответствовала палатка.
— А теперь вот вы все убедитесь раз навсегда, что я говорю только правду.
Тараска твердил все это в стенку палатки, но сам косил глаза назад, туда, где сидели ребята.
— Может, хватит тарахтеть? — Ярослав Несметнов, самый солидный из пионеров четвертой палатки, поднял голову от шахматной доски, на которой он только что дал мат своему партнеру.
— Вы же сами не даете сказать, — взмолился Тараска. — Так вот имейте в виду: у нас будет жить принц. Из Джунгахоры.
Тут и те, кто только что лениво посматривал на Тараску, отвернулись.
— Силен! А короля не ожидают?
— Нет, батька его, король, уже давно помер. Я у Юры-вожатого спросил. А королем у них царствует брат старший. А он сам еще принц пока наследный.
— Ишь ты, наследный… Где же это он наследил? Слава Несметнов тем временем снова расставлял шахматные фигуры на доске, готовясь к следующей партии. Мальчишка, читавший на пороге соседней палатки, оторвавшись от книги, с насмешливым недоумением поглядел на Тараску. Вообще особенного шума, грома, тарарама не получилось. Если бы Тараска сообщил, что приехал младший брат знаменитого вратаря Льва Яшина, ожидаемый в лагере уже не первый год, хотя кое-кто из маловеров уверял, будто у Яшина вообще нет брата, — вот тогда бы шума было куда больше.
— Ну и что с того, что принц? — охладил Тараску Слава Несметнов. — Ну и пусть поживет себе на здоровье. Жалко, что ли? У них там небось насчет пионерлагерей не очень-то.
— Цаца какая — принц, что с того? — поддержал его партнер.
— А он, что ли, виноват, если принцем родился? — упрямился Тараска.
— Мог бы отречься, в конце концов, если он сам против монархизма.
Тут уж Тараска, который почему-то решил заранее взять принца под свою защиту, возмутился:
— Откуда ты знаешь?! Дай срок, может быть, он отречется, когда ему заступать надо будет на этот… как его… трон, что ли. Ну, в общем, на престол.
Мальчик, читавший на пороге палатки книжку, поглядел на всех внимательно:
— Ребята, а где эта самая Джунгахора, между прочим, — в Африке или в Австралии?
— Заехал, ау! — осадил его Несметнов. — На обратном пути не заблудись.
Но тот встал, потянулся:
— Я все-таки в библиотеку сгоняю — там справочник есть по всем странам, с фестиваля еще остался. Так и называется: «Коротко о странах».
— Правильно, — сказал Ярослав Несметнов, не отрываясь от доски. — Коротко и ясно. Между прочим, — проговорил он, обращаясь уже к своему партнеру, — не знаю, как принц, а королеву твою я ем.
— Из-за тебя зевнул, Транзистор! — Проигравший сердито обернулся к Тараске. — Кажется, ясно видишь, трудная позиция на доске, а балабонишь тут! — И он обеими ладонями сгреб в кучу шахматы. Ярослав поднялся. — Значит, принц, говоришь. Так. А разговаривать с ним как будем?
— Можешь не беспокоиться, — заторопился Тараска. — Порядок будет. Договоримся.
— Это ты договоришься?
— А что? Могу! Мир и дружба! Фройндшафт! Или это… Хинди руси, бхай-бхай!..
— Он тебе покажет бай-бай!..
— А я, в случае чего, знаю по-английски, — заверил неудачливый шахматист, снова расставлявший фигуры на доске. — Гуд монинг — доброе утро! Потом гуд дей — добрый день. Гуд ивнинг — добрый вечер.
— А потом — покойной ночи? Гуд найт? Глядишь, и день прошел, вот и поговорили. — Ярослав сел и сделал ход пешкой.
— Слава, — осторожно начал Тараска, — на крайний случай я еще по-французски могу: месье и адье.
— Я тебе дам: «адье»! — пригрозил Слава. — Тут встречать надо, а он адье.
— Я все-таки для порядка спрошу: «Парле ву франсе?»
— А если он — парле? Что ты дальше делать будешь?
— Я тогда ему вмажу по-кубински: «Патриа о муэрте!». Отечество или смерть! Пусть видит, что мы не какие-нибудь отсталые, темные. Могу, если надо, и по-итальянски: «Бона сера!»
— Уйди ты отсюда, бона-балабона!
Не слишком восторженно отнеслись к сообщению Тараски и девочки.
Они сидели на крылечке большой белой дачи. Кто вязал, кто читал, кто раскладывал на ступеньках коллекцию камешков, собранных на пляже.