Буду тебе женой
Шрифт:
— Договор, Кори. Между нами с тобой тридцать один пункт нашего соглашения.
— А я… я тоже — один из пунктов?
— Ты — одна из сторон.
— Понятно… Видимо, я и правда что-то придумала.
— Постой, ты куда?
— Выпью молока. Или съем чего-нибудь… Знаешь, я так ничего и не съела. Соня говорила, что особенно удался краб, а мне ни кусочка не перепало…
Она несла какую-то чушь и улыбалась, продвигаясь к двери. Но за этим всем он видел ее боль. Видел так явно, как будто она за собой оставляла яркий окровавленный след на полу.
— Кори, я…
— Все нормально, Логан. Все и вправду нормально. Поем, и станет вообще хорошо. И обморок мой банально от голода. Знаешь ли,
— Ну, как знаешь. И вот еще… Я забыл предупредить, что завтра уеду.
Карина остановилась.
— Надолго?
— Я не знаю. Лондон, Токио, может быть, даже Сидней.
На самом деле он никуда не собирался. Просто… ему нужно было сбежать. Сбежать от нее подальше и все еще раз обдумать. Он уже не был уверен, как ему поступить. Он ни в чем уже не был уверен.
— Мы планировали съездить ко мне на родину.
— Может быть, в другой раз. — Логан отвел глаза.
— Да… Может быть.
Глава 24
Его не было практически месяц. Сначала Лондон, Берлин, где он выступал на международном IT-форуме, потом Азия: Токио, Гонконг и на закуску Сидней… А когда вернулся в Америку, оказалось, что в сортировочном центре с Майами возникли проблемы, и он помчался туда…
Общение с Кори Логан свел к минимуму. Решил, что так будет лучше… За всё время они разговаривали всего пару раз. И, знаете, он ошибался, когда думал, что это поможет справиться с наваждением. Время шло… но с каждым днем Логан все сильнее по ней скучал. Так скучал, что под конец уже даже вспомнить не мог, зачем вообще подвергнул себя этой пытке. Зачем он мучает их обоих, лишая возможности быть счастливыми.
Логан чувствовал себя таким виноватым! Да, Кори поступила с ним по-свински. Но ведь в конечном итоге она оказалась права! Брак пошел им на пользу. Господи, да он ведь вообще не мог вспомнить, как жил без неё. И жил ли? Что он видел в этой чертовой жизни? Очевидно, многое, да. Вот только когда Логан пытался вспомнить, что именно — ничего не получалось. Перед глазами мелькали чьи-то лица, проплывали бетонные джунгли, отблески неоновых огней рекламы, в ушах звенел смех, шум города, чьи-то незнакомые голоса… И ничего конкретного, понимаете? Ни единого отчетливого воспоминания…
— Мистер Уэллс…
— Да?
— Самолет идет на посадку. Мы приземлимся в Бостоне через двадцать минут. Пожалуйста, присядьте в кресло и пристегните ремень.
Логан кивнул. Провел взглядом по салону самолета, отделанного драгоценными породами дерева и кожей. Кори наверняка бы здесь понравилось. Эта женщина могла по достоинству оценить окружающую её роскошь. Такая уж она была. Его избалованная маленькая девочка, по которой он ужасно скучал.
Едва шасси коснулись земли, Логан включил телефон. Набрал знакомый номер, чтобы предупредить Кори о своем прилете, но она оказался вне зоны. Недоуменно нахмурившись, мужчина просмотрел журнал входящих. За время, что он летел, Карина звонила несколько раз. Впервые первая… Телефон зажужжал, оповещая о приходе входящего сообщения. Включилась переадресация на голосовую почту, и…
— Привет. Хотела поговорить с тобой лично… попросить прощения и вообще… Но, видимо, не судьба. — Между ними повисла долгая пауза, потом что-то зашелестело, и Карина вновь заговорила. — Знаешь, у моего народа есть пословица. В переводе это звучит как «насильно мил не будешь»… — В трубке раздался короткий смешок. — Эту истину знают все. И только такие глупцы, как я, берутся её потестить. — И снова смешок, от которого у него за грудиной сжалось, а следом — то ли вздох, то ли всхлип… — В общем, ты был прав. Извини,
И все! Она отключилась!
— Мистер Уэллс, трап и машина поданы…
— Что? — Логан отвел трубку от уха и с удивлением уставился на стюардессу.
— Трап и машина поданы. Наш полет подошел к концу…
Логан механически кивнул. Дернулся, чтобы встать, но забыл, что ремень все еще пристегнут. Отстегнулся, снова приложил трубку к уху. Набрал номер Кори… Ничего. Ее телефон был выключен. Какого черта? Что за игры она затеяла?!
— Мистер Уэллс… Домой?
— Пока не знаю… Ты поезжай, там определимся…
Нервничая все сильней, Логан набрал номер Тима. Сыну он звонил гораздо чаще, чем жене. Так почему тот ничего не сказал?
— Папа?
— Тим!
— Что-нибудь случилось?
— Что? Нет… Ничего. Ты где сейчас?
— В гостях у мистера Каримова, — пробурчал Тим, — ты вообще в курсе, что у нас сейчас ночь?
— В курсе. Я в Бостоне.
— А… — равнодушно протянул мальчик, — быстро же ты примчался.
— Я еду за тобой.
— Четыре утра, пап…
Логан выругался, прижав к груди трубку. И, несколько раз вдохнув, вновь приложил к уху:
— Я заеду за тобой в восемь и отвезу в школу.
— Окей.
— Тим?
— Да?
— Что тебе сказала Карина?
— О вашем разводе?
Логан зажмурился и кивнул, как будто сын мог его увидеть. Но тут же опомнился, взял себя в руки и коротко бросил:
— Да.
— Что у вас не получилось. И что так бывает. Стандартный набор, но звучало проникновенно.
Его не было какой-то месяц, а за это время его сын как будто вырос и стал циничным.
— Еще ничего не решено. Кори просто обиделась… Я заеду за тобой в восемь.
Дорога домой показалась вечностью, хотя на пустой автостраде их ничего не задерживало. Уже через полчаса Логан вошел в свой притихший дом, волоча за собой чемодан. Бросив тот в холле, мужчина первым делом прошел в кабинет. Он не сразу заметил её… бордовую папку. Открыл… И вроде бы понимал, что там, но все равно не мог поверить своим глазам. Карина действительно сделала это. Подписала бумаги о разводе… Он не мог в это поверить! Он не мог в это, мать его, поверить… Ярость дикая, неконтролируемая ударила в голову. Какого черта?! Какого черта она решила, что может вот так… женить его на себе, разводиться! Как будто он кукла безмозглая. Как будто у него нет голоса, прав… чувств! Логан плеснул в стакан виски. Выпил залпом, но не помогло. Он пытался справиться, обуздать свой гнев, но ни черта не получалось. Логанвыругался и со всей дури бросил в стену пустой стакан, смел со стола все, что на нем находилось: папку, бумаги, вазу с цветами, дурацкие статуэтки… И замер, опираясь руками на столешницу, делая рваные надсадные вдохи.