Будущее капитализма
Шрифт:
Нобез угрозы коммунизма мир после Второй мировой войны был бы совсем иным не только в Соединенных Штатах. Если бы не внутренняя угроза социализма и внешняя военная угроза коммунизма, Европа имела бы внутреннюю сплоченность и экономические ресурсы, чтобы вернуть и удержать свои довоенные колониальные империи. Даже перед лицом внешнего коммунизма и внутреннего социализма такие страны, как Франция и Великобритания, лишь с большой неохотой отказались от своих колониальных империй – под действием вооруженного сопротивления и под огромным нажимом Соединенных Штатов, который происходил лишь оттого, что Соединенные Штаты считали колониализм несовместимым с сопротивлением коммунизму. Англо-французское вторжение в Египет, чтобы отвоевать Суэцкий канал, и их последующееотступление под американским давлением драматически символизируют, что
Внешняя угроза – коммунизм – был идеологией единого мира. Это было не национальное, а «экуменическое» событие (2) . В видении Маркса универсальная коммунистическая идеология должна была смести все национальные политические системы и создать объединенную глобальную общественную систему со всемирными эгалитарными нормами жизни. С его точки зрения национализм был одним из главных врагов коммунизма. Привязанность к своей нации следовало сокрушить и заменить ее мировым коммунизмом. «Подобно ранним христианам, до 1914 года социалисты в большинстве верили в великую апокалиптическую перемену, которая уничтожит все зло и создаст общество без несчастья, угнетения, неравенства и несправедливости» (3) . В конце 40-х гг., когда коммунизм только что распространился на Восточную Европу и Китай, были даже серьезные разговоры о формальном присоединении всех этих стран к Советскому Союзу и создании одной большой коммунистической страны, которая в конечном счете охватила бы весь земной шар.
2. Eric Hobsbawm, Age of Extremes: The Short Twentieth Century, 1914-1991 (London: Michael Joseph, 1994), p. 56.
3. Ibid., p. 72.
После появления спутника, когда Хрущев стучал ботинком по столу в Организации Объединенных Наций, когда, как полагали, экономический рост в Советском Союзе был быстрее, чем в Соединенных Штатах, когда Китай был образцом развития для третьего мира и когда коммунизм только что пришел в западное полушарие, утвердившись на Кубе, – в то время глобальную угрозу коммунизма принимали всерьез. Реакции отдельных капиталистических стран были явно недостаточны. Глобальному коммунизму надо было противопоставить также нечто глобальное, чтобы его «сдержать».
Хотя коммунистический мир и не стал единой страной, существование конкурирующей идеологии, проповедующей глобальный подход, навязало капиталистической экономике оборонительную позицию: чтобы бороться с чем-то единым, нужно было единство. Нужны были военные союзы в мировом масштабе. Экономический рост вне Соединенных Штатов стал важнее для Соединенных Штатов, чем экономический рост внутри Соединенных Штатов, потому что Соединенным Штатам нужнее были богатые партнеры, способные разделить бремя содержания армий для сдерживания коммунизма, чем повышение и без того очень высокого уровня жизни внутри страны.
Некоторые учреждения системы ГАТТ – Бреттон-Вудс* (Всемирный банк, Международный валютный фонд – МВФ), правила торговли с «наиболее благоприятствуемыми нациями») были спроектированы еще до того, как опустился «железный занавес», но их окончательная форма сложилась лишь в горниле «холодной войны» (ряд раундов торговых переговоров, отменивших тарифы и квоты, лидерство и менеджмент США, Соединенные Штаты как глобальный экономический двигатель, наконец, американский открытый рынок, где все могут продавать свои товары). Особенно важно было иметь Америку в качестве обширного, открытого, богатого рынка, так как гораздо легче стать богатым, продавая вещи богатым людям, чем продавая их бедным. Поскольку после Второй мировой войны на Земле была лишь одна большая группа богатых людей, доступ на рынок Соединенных Штатов был преимуществом, за которое стоило бороться. Соединенные Штаты могли использовать эту свою возможность допускать или не допускать на свой рынок, чтобы привязывать к американской системе людей во всем мире.
Если посмотреть на страны, которые стали богатыми после Второй мировой войны, то все они прошли через период времени, когда их экспорт был сосредоточен на американском рынке. В 60-е гг. 35% японского экспорта шло в Америку, а в 80-е в Соединенные Штаты поступало 48% экспорта азиатских «драконов» (Гонконг, Тайвань, Южная Корея и Сингапур) (4) . То же делает Китай в 90-е гг. За последние годы более 50% роста его экспорта приходилось на Соединенные Штаты.
4. International Monetary Fund, International Financial Statistics, 1980 yearbook, Washington, D. C., pp. 62, 63; Financial Statistics, 1986 yearbook, pp. 70, 72; U. S. Department of Commerce, Survey of Current Business, Washington, D. C., 1989, 1992, p. 61.
Хотя план Маршалла формально не был частью системы ГАТТ – Бреттон-Вудс, его вызвали к жизни те же силы (5) . Он принес массированную помощь прежде богатым странам, участвовавшим во Второй мировой войне и растерзанным этой войной. И бывшие враги (Германия, Япония, Италия), и бывшие союзники (Великобритания, Франция, Нидерланды) должны были быстро перестроиться, чтобы сохранить капитализм и иметь возможность содержать значительные военные силы, необходимые для сдерживания коммунизма.
5. J. Bradford De Long and Barry Eichengreen, The Marshall Plan: History's Most Successful Structural Adjustment Program, NBER Working Paper No. 3899, November 1991.
Ту же роль, какую для богатых играл план Маршалла, для бедных играла иностранная помощь. До Второй мировой войны термин «иностранная помощь» не существовал. Назначение колоний, вошедших в третий мир, состояло в том, чтобы обогащать колониальные державы, – но не наоборот. В контексте «холодной войны» иностранная помощь предназначалась для того, чтобы дать нациям третьего мира побуждение к капиталистическому развитию в такоевремя, когда многие верили, что социалистическое развитие является для них единственно возможным путем в первый мир.
В развитии системы ГАТТ – Бреттон-Вудс, плана Маршалла и иностранной помощи всегда была некоторая смесь мотивов, но постепенно в этой смеси стал доминировать антикоммунизм. Экономическая помощь и открытые рынки предоставлялись для того, чтобы удерживать страны в орбите влияния США и вне орбиты советского влияния. Было бы приятно сказать, что помощь оказывалась лишь тем, кто верил в демократию и капитализм, но это было бы неверно. Помощь оказывалась тем, кто соглашался оставаться вне коммунистической орбиты, независимо от того, были ли это диктатуры и верили ли они в рыночную экономику. Иностранную помощь часто оправдывали как дешевый способ покупать антикоммунистические войска.
Так как коммунизм мертв, эти угрозы, которые были полезны при возникновении глобальной капиталистической экономики, ушли в прошлое. Но многое зависит от пройденных исторических путей. Можно спорить, была ли бы построена глобальная экономика без угрозы коммунизма, но споры не меняют той нынешней реальности, что глобальная экономика существует. Вначале ее развитие, может быть, нетрудно было бы остановить, но теперь разрушить ее было бы очень трудно – вероятнее всего, невозможно. Теперь глобальная экономика формирует мировоззрение каждого человека и изменяет мышление каждого из нас. Перед всеми стоит новая действительность. Все мы взаимно зависим друг от друга и связаны определенными шаблонами спроса и предложения, иными, чем могли бы сложиться в других условиях. Имеются мощные учреждения (всемирные банки, транснациональные фирмы, международные организации), вложенные капиталы которых поддерживают их самих и их окружение. Чтобы избавиться от существующей мировой экономики, потребовалась бы болезненная структурная перестройка. Экспортные виды промышленности сократились бы. Отрасли, конкурирующие с импортом, пришлось бы расширить. Те, кто получает свои средства к жизни от экспорта или импорта в существующей глобальной экономике, понесли бы огромные экономические потери. Поскольку нельзя было бы пользоваться преимуществами, присущими иностранной торговле, цены на некоторые продукты (например, на нефть) резко поднялись бы, и покупатели таких продуктов испытали бы значительное снижение реальных доходов. Глобальная экономика в весьма реальном смысле физически воплотилась в наши порты, аэропорты и системы телекоммуникаций. Но, что важнее всего, она воплотилась в наши психические установки.