Будущий мой
Шрифт:
– Трудно. Очень трудно. Эта ситуация слишком сложная для твоей молодости. Я не знаю, как тебе помочь. Не знаю, какие сказать слова, чтобы ты приняла правильное решение.
– И я не знаю. И думать пока не хочу. Мне совсем не думается, понимаешь? – На меня накатывают эмоции и я, поддавшись их порыву, заливаюсь слезами.
Мы просто сидим в обнимку и успокаиваем друг друга. Я слышу стук собственного сердца и протяжные струны в душе, натянувшиеся до предела. Почему так бывает странно? Почему в любовь двоих вмешивается третий?
27 Глава_Олег
За последние четыре часа я выкурил полпачки сигарет. Такого нервного напряжения я давно не испытывал. Сначала я три дня к ряду сходил с ума после того, как Машка ушла из моего дома по-английски. А потом я поставил на ноги всю Одессу, но так и не нашел её. Пришлось переступить через себя и попросить Макса пробить инфу у Зверя. И вот, когда сын сказал, что крошка свалила в столицу, я, не раздумывая, выгнал из гаража старенький бумер из девяностых и прыгнул за руль, взяв курс на север.
Я пытаюсь обуздать свои нервы и думать трезвой головой, но, черт… Эмоции берут вверх, как бы я не желал обратного. Я делаю громче звук на музыкальной панели и сжимаю руль до беления пальцев. Похер, что потом. Мне нужна она. Я не готов отпустить свою девочку после первых трудностей. Это все херня по сравнению с масштабностью дыры в моем сердце, которая начала появляться после ухода Машки.
Следуя указаниям Google карты, миную жилые массивы, один за другим. Дороги до отвала забиты машинами и маршрутками, отчего мне все время приходится плестись за кем-то позади. Я ерзаю на сиденье, вертя головой из стороны в сторону. Терпение на исходе. Матерюсь вслух и безжалостно давлю на звуковой сигнал, когда один поц подрезает меня с правого бока. Это все нервы, черт бы их побрал.
Заезжаю во двор. Паркуюсь у парадной, выбрав свободное место. Ноги сами несут к нужной квартире на шестом этаже. Долго жду, пока откроется дверь. В голове роятся мысли, сменяя друг друга с бешеной скоростью. Выйду я из этой квартиры с Машей или один?
– Добрый вечер, – только успеваю сказать, как женщина моих годов теряет дар речи и начинает сползать вниз. Я подхватываю её за талию, не позволяя поравняться с ковром.
– Олег?!?
– Нина? – Мы долго смотрим друг на друга, застыв в странной позе.
– Что ты здесь делаешь, Олег? – Нина вырывается из кольца моих рук и плетётся к двери, чтобы закрыть её на замок.
– Я приехал за своей девочкой, – женщина глотает ком в горле, пытаясь осмыслить мою фразу. На её лбу собираются складки. Она прожигает взглядом дыры на моём лице, точно от злости, удивления и чего-то ещё.
– Значит, ты - тот самый Олег?
– Значит, ты уже обо всем знаешь?
– Нам предстоит долгий разговор, Соколовский. Снимай обувь, я буду ждать тебя в кухне, – Нина демонстративно разворачивается ко мне спиной и уходит. Я какое-то время замираю на месте, пытаясь успокоить щемящую боль в сердце, а затем прохожу в кухню и падаю на стул.
– Где Маша?
– Двойной эспрессо, как всегда? – Нина игнорирует мой вопрос и продолжает возиться с приготовлением кофе.
– Не забыла?
– Нет. Хотела забыть, но не получилось. – У меня под горло подкатывает ком. Женщина бросает в мою сторону печальный взгляд, и я понимаю, что речь она ведёт совсем не о кофе.
– Ты скажешь, где моя Маша?
– Твоя? – Нина иронично ухмыляется, ставя передо мной чашку. – Что ж ты за человек такой, Соколовский? Тебе самому-то как? Тешишь свой эгоизм или пытаешься игнорировать кризис среднего возраста? Почему Маша?
Я смотрю прямо в голубые глаза Нины, криво улыбаясь. Она царапается словами, пытаясь призвать меня к совести. Только мне по бую. Во мне давно нет совести.
– Не соскакивай с темы. Где Маша? – Я придаю голосу намеренную твердость, но Нину не поколебать. Она решительна в своей ненависти ко мне.
– Так я тебе и сказала. Ты кем себя возомнил, а? Думаешь, приехал весь такой при параде, сидишь тут криво улыбаешься, пьешь мой кофе и делаешь вид, что так и надо? Я не скажу тебе, где Маша. Не позволю сломать жизнь моей племяннице. Достаточно одной сломанной жизни, моей. Маша - другая. Её и так потрепала жизнь, лишив матери два года назад.
– Я в курсе. Не утруждайся. Мы теряем время, Нина, и я все ещё тебя спрашиваю, где Маша?
– Нету Маши. Для тебя её больше нет. Забудь, Олег, о моей девочке, иначе, – я подрываюсь со стула и хватаю Нинку за руку, больно вонзая пальцы в бицепс.
– Не вздумай вставать поперек моей дороги, женщина. Зубы обломаешь в этой игре. Ты - никто, чтобы приказывать мне. Я приехал из Одессы не для того, чтобы пить твой кофе и вести непонятные разговоры. Мне нужна Маша, и я не уйду один из этой квартиры.
– Отпусти, Олег. Мне больно, – Нина кривится в лице, и я разжимаю тиски своих пальцев, понимая, что перегнул палку.
– Нина, не трать моё время. Ты ничего не поменяешь. Даже не пытайся.
– Что? Влюбился, Соколовский? Крышу снесло, раз припёрся из самой Одессы? А, как же твоя жена? Она в курсе, что ты бегаешь за молоденькими?
– Я развелся. – Нина грустно выдыхает, опуская лоб на ладонь.
– Ладно, поверю. Как сам живёшь? Может, расскажешь, чтобы я понимала, куда вляпалась моя девочка?
– Не вляпалась, не переживай.
– До сих пор кошмаришь Молдаванку (район в Одессе)? Или дошел уже до Пересыпь (район в Одессе)? – Я глотаю смешок, услышав от Нинки громкие словечки.
– Никого я не кошмарю. Девяностые закончились. Бизнес. Только бизнес.
– Врёшь и не краснеешь, Соколовский. Я же в курсе, чем занимается мой бывший зять. А ты его дружбан. Значит, из одного теста сделаны.
– Нина, где Маша? Просто скажи. У меня не безлимитные нервы.
– Зачем тебе моя девочка? Поматросить и бросить? Как меня? – Я закатываю вверх глаза, шумно выпуская воздух из лёгких.