Бухенвальдский набат
Шрифт:
Определить численность было проще всего. Товарищи, работавшие на эсэсовской кухне, знали, на сколько человек готовится еда. Кроме того, в каждой казарме у дверей канцелярии висела доска со списком подразделения. Электрикам, монтерам, водопроводчикам, столярам вход в казарму был разрешен.
Значит, численность эсэсовцев уже не была для них секретом.
Труднее было определить количество оружия. Оружейная кладовая одна на четыре казармы. Оружейный мастер здесь особенно осторожен и не подпускает заключенных близко. В таких случаях можно было поставить негодные предохранители на электролинии, питающей оружейную кладовую. Все равно приходилось
Район казарм – это только один из объектов штурма. Нельзя было обойти разведчикам и двадцать две вышки, которые, как башни крепости, кольцом опоясывали лагерь. Вход на них был с наружной стороны. Русских туда не подпускали. Здесь тоже действовали чехи и немцы. Специальные команды носили пищу эсэсовцам, стоящим на посту. Они не только знали, сколько порций несут в термосах, но поднимались наверх, видели, как установлены пулеметы, какое еще оружие приготовлено против нас, сколько солдат дежурит на посту, когда происходят смены.
Не менее важно было знать все средства связи, которыми пользуются и могут воспользоваться эсэсовцы. Ну, с телефонами дело ясное, они в руках подпольщиков. Где стоят радиопередатчик и телефонный аппарат – тоже известно. На эти объекты при нападении должно быть нацелено внимание в первую очередь. Но Бухенвальд был еще связан с расположенным невдалеке аэродромом Нора. В случае тревоги, он мог подать световой сигнал и вызвать штурмовиков. Одна рабочая команда, которая ежедневно ездила в Эрфурт мимо аэродрома, видела, что из района эсэсовских казарм иногда подавались световые сигналы.
Подпольный комитет дал задание группе товарищей разведать, где установлен прибор и как он устроен. Предполагалось, что он мог стоять в казармах II, IV или на общежитии холостых офицеров СС. Тщательно обследованы казармы. Никаких признаков прибора. Надо пробраться на чердак общежития. Дверь этого здания всегда была заперта, а ключ находился у дежурного унтер-офицера. Но это еще не так велика беда – дверь можно отпереть и отмычкой. Гораздо опаснее пробираться на чердак: на лестнице денщики обычно чистят сапоги своих господ офицеров. После некоторого колебания товарищи все-таки решились проникнуть на чердак. Предположения оправдались. Здесь на штативе стояло простейшее сооружение с лампой, зеркальным отражателем и телеграфным ключом. Световые точки-тире мгновенно могли бы сообщить на аэродром требование выслать на нас самолеты. Но теперь это не опасно: бригады, которые пойдут на штурм казарм, не забудут о приборе.
Если выдавалась возможность в ходе разведки что-то в вооружении СС испортить, вывести из строя, обезвредить, эта возможность не упускалась. Как-то зимой стало известно: в лагерь прибыли четыре огнемета. Тут же поступило распоряжение комитета: разведать, где они. Огнеметы были не только обнаружены, но сопла их попутно забиты тряпьем…
Разведка велась во всех направлениях и всеми национальными группами. И хотя возможности русских в этом отношении были довольно ограничены – нас не часто выпускали за пределы лагеря – кое-что и нам было доступно. Мы не могли, например, побывать на вышках вместе с подносчиками пищи, но подступы к вышкам со стороны лагеря были во многих местах доступны. А это немаловажно, ведь надо выбрать наиболее удобные места для прорыва колючей проволоки.
Часть ограды примыкала к территории эсэсовских огородов, которые обрабатывались заключенными, а командовал ими чешский коммунист-подпольщик Ян Геш. На эту территорию я решил проникнуть и посоветовался об этом с Николаем Кальчиным.
– Нет ничего проще, —сказал Николай, —Ян Геш все устроит. Скажите только, кого включить в команду огородников.
– Сначала я пойду. Потом пошлем Бакия Назирова, Валентина Логунова и Сергея Харина. Хорошо, если бы это можно было устроить уже завтра. Мне потребуется часа два, не больше.
Николай Кальчин усмехнулся.
–Нет уж, Иван Иванович, работать придется не два часа, а весь рабочий день. А работа там, сами знаете, какая. Как бы ваш желудок не растерял всю дневную порцию кофе и хлеба!..
Работа на огороде была. конечно, мало приятным делом. Здесь находились громадные отстойники нечистот, стекавших по канализационным трубам со всего лагеря. Но что поделаешь! Работают же там люди и ничего: от скверных запахов они не стали хуже.
– Ничего, Николай, —говорю я беспечно, —для такого дела можно и в уборной день поработать.
Но, пожалуй, я переоценил свои возможности, и этот день был для меня не из легких. Однако все, что надо мне было видеть, я увидел.
Ян Геш – человек чудесный, инженер по образованию, какое-то время в 30-е годы работал у нас на одной из новостроек Урала. Он мне прямо заявил, что даст возможность все осмотреть, но и погоняет здорово на работе. И вручив ведро для нечистот и лопату, действительно начал «гонять» по всей территории огорода. Он проводил меня вдоль колючего забора, подводил прямо к сторожевым вышкам, но при этом осыпал самой отборной бранью на чешском, русском и немецком языках. Доходило дело и до пинков, к великой радости эсэсовцев, стоявших на вышках, которые разражались радостным ржанием.
Я молчал и терпел, понимая, что Гешу надо отвести от меня малейшие подозрения. И дело было сделано: к вечеру я уже успел кое-что прикинуть в голове.
На самых черных работах в эсэсовском городке – выгребать помойные ямы, подвозить песок и посыпать им улицы, чистить уборные – допускались и русские заключенные, кое-какие нужные сведения – подслушанные, подсмотренные – и они приносили. Это мы называли: «Выходить в глубокую разведку».
Руководитель Интернационального лагерного комитета Вальтер Бартель присутствовал на заседаниях русского Центра и передавал нам информации немецкой разведки о численности эсэсовцев, о расположении комнат в казармах, о том, как открываются двери, о количестве оружия. Мы сообщали ему свои сведения. Так руководство лагерным подпольем всегда имело в своих руках все разведданные.
Некоторое время разведкой занимался я, потом русский Центр передал это дело опытному советскому офицеру-полковнику Кузьме Евгеньевичу Карцеву.
Но разведка разведкой, а если бы мы не сумели обезопасить себя изнутри от предателей, провокаторов и шпиков, едва ли бы удалось вырасти такой огромной и сильной подпольной армии. И потому вместе с организацией разведки комитеты сопротивления думали о контрразведке. По решению русского Центра с мая 1944 года все вопросы безопасности были переданы Николаю Кюнгу.