Буканьер его величества
Шрифт:
Откуда ему было знать — ведь он уже давно перестал бодрствовать по ночам, — что как раз в это время мисс Присцилла осторожно покидала свою хижину и часами напролет разговаривала со своим телохранителем.
Сидя рядом друг с другом, они обсуждали в основном события минувшего дня. Порой их беседы становились более задушевными. Так, однажды ночью мисс Присцилла попросила де Берни ответить честно, что он намерен делать дальше. Неужели он так и будет все время скитаться по морям, что ни день рискуя жизнью?
— О нет! — заявил он. — С этим покончено. Я хочу на родину. Так уж случилось, что мне, как
— Понимаю, — промолвила девушка. — Значит, желание вновь обрести родину оказалось сильнее ваших религиозных убеждений?
На какое-то время он задумался, потом вдруг рассмеялся:
Note62
Видимо, автор имеет в виду эпизод из биографии французского короля Генриха IV, когда он, будучи еще только французским принцем и королем Наваррским, тайком покинул в 1576 г. французский королевский двор, где он фактически находился в плену после Варфоломеевской ночи (24 августа 1572 г.), во время которой католики осуществили массовое избиение гугенотов в Париже и других крупных городах страны
— Действительно, я похож на человека, у которого отобрали одежду и предложили надеть новую. Какими же лицемерами бываем мы, когда речь заходит о вере! После всего, что мне довелось пережить, я начинаю рассуждать о религии, о том, что придется ею поступиться, словно это некая великая жертва!
Мисс Присцилла впервые слышала, как де Берни с горечью заговорил о своем прошлом. Прежде он рассказывал о нем даже с радостью, как будто пиратство для него было обычным, честным делом.
— Вы еще молоды и сможете начать жизнь сызнова, — проговорила она, как бы отвечая на свои собственные мысли, а не на слова де Берни.
— Но что я могу начать с тем багажом, который везу из Нового Света? Знайте, всякий человек строит свое будущее с помощью опыта, накопленного в прошлом.
— Да, но он может наверстать упущенное. В этом нет ничего страшного. Вы обзаведетесь семьей…
Тут француз прервал ее:
— Семьей? Я?
— А почему нет?
— Разве вы не успели заметить, что за долгое время, проведенное в этих диких краях, я потерял все, что было во мне святого, не говоря уже о чести?
— Но и в этом нет ничего страшного, — заметила девушка.
— Откуда вам знать?
— Я знаю это потому, что чувствую. Думаю, за последние недели я кое-что о вас узнала. Но какое это имеет отношение к моему вопросу?
— Послушайте, ну какая женщина согласится стать матерью моих детей?
— Не понимаю… Наверно, это вам решать?
— Ну уж нет. Моя участь уже решена. За меня это сделало мое прошлое! Всю жизнь я убивал, грабил, совершал ужаснейшие злодеяния. Конечно, я кое-что успел приобрести. Земли на Ямайке и на других островах, плантации и все такое прочее. Но даже если я женюсь, выдав себя за другого, моя супруга будет несчастнейшей из женщин, доведись ей узнать, откуда у меня все это богатство. И если такому презренному человеку, как я, и будет суждено однажды выбрать себе жену, то только под стать себе, потому как я никогда не позволю себе пасть столь низко, начав ухаживать за женщиной из чуждой мне среды. Это единственное из оставшихся у меня достоинств, последняя, тончайшая нить, связующая меня с таким понятием, как честь. Но если она оборвется, пусть я буду проклят. Нет-нет, славная моя девочка, если мне когда-то и доведется увидеть Старый Свет и если я еще сумею что-то создать, то только не семью.
Его голос, пронизанный глубокой печалью, звучал волнующе, совсем не так, как всегда — легко, твердо и уверенно. Какое-то время они оба молчали, и тут француз ощутил, как на его левую руку упало что-то блестящее и влажное.
Он вздрогнул и повернулся лицом к девушке: она сидела совсем близко, чуть склонясь вперед и отвернувшись в сторону.
— Присцилла! — дрожащим голосом сказал он, с волнением обнаружив, что глубоко тронул сердце девушки.
Смутившись, мисс Присцилла поспешно встала.
— Доброй ночи! — быстро проговорила она тихим голосом.
Тяжелая занавеска упала следом за нею. Де Берни остался один. Повернувшись ко входу в хижину, он едва слышно произнес:
— Благодарю тебя за слезу, пролитую на надгробье разбитого сердца.
И, поднеся левую руку к губам, он приник к ней в долгом поцелуе.
Глава XIV. НИМФА И САТИР
Утром, когда майор и де Берни пришли в хижину завтракать, мисс Присцилла пожаловалась французу на Пьера.
Вот уже третий день подряд его нет на месте, когда нужно готовить завтрак.
— Его нигде не сыскать. Является лишь к полудню… Чем он занимается? Где бродит?
— Наверно, ходит за ямсом, — ответил де Берни на всякий случай.
— Можно подумать, его так трудно найти. Вчера и позавчера я сама видела, как он возвратился из леса с пустыми руками.
— Может, его и правда трудно найти и ему приходится забираться далеко в заросли?
Девушке показалось странным, что де Берни мало волнует беспечность его слуги.
— А почему бы ему не заниматься своими поисками после завтрака?
— Но может, ему нравится собирать ямс в те часы, когда он окроплен утренней росой?
Девушка взглянула на него более пристально.
— Зачем вы смеетесь надо мной? — обиделась она.
— Теперь нам так редко случается посмеяться, что вы, надеюсь, простите мне эту ничтожную прихоть, — извинился он. — Однако я поговорю с Пьером…
Мисс Присцилле показалось, что де Берни отнесся к ее словам без особого участия. Но она не стала делать ему замечания и немного расстроилась.
Этим утром майор и француз, как обычно, отправились упражняться в фехтовании.
В это же самое время на другом конце берега маячил красный силуэт капитана Лича, мотавшегося взад и вперед по влажному, твердому прибрежному песку. Ему не терпелось выйти в море — как говорится, береженого Бог бережет, — и он то и дело подгонял своих людей с ремонтом корабля. Смоление корпуса было закончено, осталось только покрыть его специальной жировой смазкой. И через три, максимум четыре дня «Черный Лебедь» можно будет ставить на воду.