Букашко
Шрифт:
Уже при входе в здание мое самообладание подверглось испытанию — охранник Фрол остановил меня резким взмахом руки.
— Постойте, Григорий Леонтьевич. Вас попросили срочно зайти в режимный отдел.
Сознаюсь, что адреналина в моей крови значительно прибавилось. Не могу сказать, что страх полностью овладел мной, но и утверждать, что я совсем не волновался, было бы неправильно. Я не мазохист и не хотел бы покинуть этот мир, не завершив своей исследовательской работы о повадках диких муравьев. Кроме того, у меня есть обязательства перед женой и сыном. И вообще, я считаю, что
Дежурный по режимному отделу был немногословен и погружен в свои дела. На его лице, даже на мгновение, не проявилось выражение ненависти или брезгливости, столь естественные, когда в упор разглядываешь классового врага. Стало легче дышать.
— Товарищ Корольков, вам надлежит подписать этот документ.
Я с интересом взял бумажку, прикидывая, где легче всего поставить закорючку. В первый момент мне показалось, что документ полностью тождественен уже однажды подписанному мною.
— Я уже подписывал это.
— Подпишите еще раз.
Пришлось прочитать бумажку внимательнее.
«Я, такой-то, подтверждаю свое рабоче-крестьянское происхождение. Если же в дальнейшем выяснится, что мои родители представители эксплуататорских классов, я, такой-то, отказываюсь от них и прошу впредь считать моим отцом колхозника Иванова Поликарпа Поликарповича, проживающего в деревне Прохоровка Тульской губернии, а матерью ткачиху Осипову Екатерину Трофимовну из города Гатчина. Подпись. Дата».
Приглядевшись, я заметил, что в матери мне теперь определили другую женщину.
— Сидорова Феодора Герасимовна померла, — пояснил дежурный.
Окончательно я понял, что все в порядке, когда свободно и без излишних треволнений добрался до своего кабинета. Охранник Жора был как всегда внимателен и готов к провокациям, но в глазах его явно читалось искреннее восхищение. Полагаю, что на разводе ему сообщили о повышении моего статуса. Я расположился за своим письменным столом и стал ждать продолжения, а чтобы излишнее волнение не мешало мне жить, я достал свою рукопись и занялся редактированием главы о всепоглощающей жажде подвига и свершений, обрушивающейся иногда на отдельные муравьиные особи.
Я работал до тех пор пока не раздался сигнал, призывающий сотрудников на ежедневную оперативку.
*
Товарищ А. вызвал меня на ковер через пятнадцать минут после окончания оперативки, которая на этот раз была посвящена архиважной и животрепещущей теме — поливке номенклатурных цветов из номенклатурных же леечек. Среди технического персонала были выбраны ответственные, в чью задачу входило следить за состоянием растений, волей судьбы попавших в Кремль. А это — регулярная поливка, контроль за состоянием земли, борьба с вредителями, обеспечение оптимального освещения… боже мой, целая наука… Нерадивых ответственных обещали достойно наказать.
Как секретарь-референт я был освобожден от подобных занятий. За растениями, находящимися в моем кабинете, должна была приглядывать уборщица. Я требовался большевикам для интеллектуальной работы. Мелочь, а приятно. Так что в кабинет товарища А. я попал в приподнятом настроении.
— Григорий Леонтьевич, — обратился ко мне товарищ А., — нам надо кое-что обсудить….
Его странным образом вибрирующий голос и довольно редкое в последнее время обращение по имени-отчеству выдавали огромное напряжение, что-то было не так. И на этот раз дело было не во мне, его встревожило что-то более значительное. Я насторожился и приготовился к неожиданностям.
— Закончили ли вы проверку слухов о посещении коридоров Кремля духом Феликса Эдмундовича Дзержинского?
— Да. Закончил, — по инерции сказал я. По правде говоря, я так ничего и не придумал, но разговор принимал столь неожиданный оборот, что в излишние объяснения вступать не следовало.
— Доложите.
Да уж не проверка ли это? — подумал я. Обычно товарищ А. работой не интересовался. Ему было достаточно поручить ее мне. Пришлось импровизировать. Настойчивость товарища А. красноречиво говорила о необходимости внимательно следить за своими словами. Я понял, что нас прослушивают. Интересно, кого проверяли, меня или товарища А.?
— О, это было очень сложное задание, — начал я свою импровизацию. — Но поскольку я являюсь, не побоюсь это утверждать, крупнейшим в Союзе ССР специалистом по диким муравьям, мне удалось справиться с этой серьезной, многоплановой задачей.
Товарищ А. начал медленно привставать, глаза его наполнились ужасом.
— Ну?
— У диких муравьев есть странный обычай — они, время от времени, впадают в состояние крайней ярости. Обратите внимание, что никаких внешних оснований для такого удивительного поведения отыскать не удается. А бывает и так, что муравьев охватывает всепоглощающая жажда нежности, и в этих случаях часто невозможно отыскать явную причину. Исследования и статистический анализ данных с неопровержимостью показали, что муравьи таким необычным образом реагируют на встречу с духами своих врагов или, наоборот, духами близких в недавнем прошлом особей.
— Духи, говорите… А как же материализм?
— Теория встречи муравьев с духами — чисто материалистическая теория, своего рода порторбуренция акстазиса. Разве можно предугадать заранее все формы проявления материи? Еще Энгельс недвусмысленно указывал на неисчерпаемость материи.
— Ну? — товарищ А. стоял по стойке смирно.
— Мое заключение — дух товарища Феликса Эдмундовича Дзержинского действительно мог перемещаться по коридорам Кремля.
— Можем ли мы доверять…
— Можете. Я привык гарантировать достоверность своих заключений.
— А котлеты?
— А вот по поводу сопутствующих факторов — отравили его котлетой или нет, и зачем он с ними бродит — обращайтесь к тому, кто владеет информацией, это вопросы не ко мне.
— Но вы могли бы узнать об этом подробнее?
— Конечно. Предоставьте мне надлежащую информацию, а уж разобраться в ней и должным образом интерпретировать ее я, без сомнения, сумею.
При этих словах заскрипела, распахиваясь, дверца шкафа, и на свет появился Хозяин — Иосиф Виссарионович Сталин собственной персоной.