Букет эмоций
Шрифт:
Аслан с лошадью и спутницей, идущей за ними, шли меж молодых берёз и осин, кучками разбросанных по горной гряде, альпийским лугам. Шли над кручами, оврагами, глубокими ущельями. Среди молодых берёз Аслан смотрелся лешим громадного роста, покрытым лишаями с головы до ног. Двигался он размашистым шагом. Позади лошади, сгорбившись, тяжело дыша под грузным мешком, притороченным к спине, плелась сухощавая спутница средних лет. С головы на лоб сползало бесцветное покрывало, под которым скрывалось лицо.
Путь был дальний, не из лёгких. Шли, не общаясь, каждый думая о своём. Женщина, задавленная непосильной поклажей, казалось,
Майское солнце нещадно палило её лицо, открытые части тела. Ветра не было. Негде передохнуть, укрыться от палящего солнца. У путницы отнимались руки и ноги. От физического напряжения всё тело одеревенело так, что вот-вот откажется слушаться. Пот лил со лба градом, беспрестанно обжигая глаза, ручьями стекал по спине. Одной рукой придерживая лямки груза на спине, который час от часу становился всё тяжелее, тыльной стороной другой руки она не успевала вытирать пот с лица, глаз. В костлявые плечи намертво впивались лямки с грузом, который свинцом прилип к спине, постепенно придавливая её к земле. Чем выше поднимались по альпийским лугам, тем сильнее припекало солнце. Тем ожесточённее её жалили вездесущие слепни и оводы.
Мужчина поглощён своими думами. Он совершенно равнодушен к страданиям спутницы. Неожиданно её слух уловил журчание ручейка. Остановилась, прислушиваясь. Нет, ей не показалось. Где-то рядом протекает ручеёк. Ручеёк, кажется, бежит с карниза верхнего хребта в ущелье, заросшее берёзами. Она кончиком языка облизала припёкшие солнцем и потом губы.
На хребте, которая оказалась большой чашеобразной площадкой, возвышались три могучие берёзы. Женщина на последнем дыхании рухнула под ними. С омертвевших плеч скинула лямки, пристёгнутые к мешку. Чуточку отдышалась. Огляделась.
С площадки открывалась величественная панорама горных хребтов; у их подножий красовались холмистые луга, ущелья, лесные массивы. Из ущелий вздымались белёсые верхушки дождевых облаков. Сколько ни разглядывала женщина, следов нахождения фермы не увидела. У неё в душе поднимался бунт против бригадира, который обманывал её. Каждый раз, когда она спрашивала, он угрюмо молчал.
Бригадир, не обращая внимания на недовольное ворчание женщины, наконец остановил лошадь на другой стороне от берёз.
С этого плато, известного в народе, как урочище Гаран, открывались высоченные цепи холмов, а за ними – главный Кавказский хребет. Женщина, поражённая красотой и величием гор, притихла.
Она с детских лет предполагала, что за той грядой горных вершин должна зиять бездонная пропасть, а за ней начинается другой мир. Мир горных духов и теней. Теперь с этой вышины для себя открыла невиданный доселе, величественный мир. Её поразили высоченные гранитные вершины, цепи хребтов, испещрённые бездонными ущельями, оврагами. Из их низин, клубясь, тяжело мотая головами, выползали белые причудливые облака. Горные цепи, похожие друг на друга, караванами
– Вот и ферма, – недовольно буркнул первую за весь путь фразу спутник.
– Сколько до неё осталось?
– По прямой линии, кажется, находится рядом. А до неё надо плестись ещё два часа…
Было время послеобеденного намаза. Аслан угрюмо разглядывал свою лошадь, обвешанную поклажей спутницы. Ему со спины лошади придётся снимать всю поклажу. Затем заново вешать на неё. Недовольно бурча, взялся высвобождать лошадь от поклажи. Не оставлять же её под тяжёлым грузом, пока они с этой тюремной крысой сделают намаз!
Он быстро управился со своей задачей. Прогулял лошадь после дальней дороги, давая возможность остыть. Напоил, стреножил, отпустил на луг. У ручья сделал омовение, помолился.
Бригадир понял, что спутница не собиралась молиться, вдоль ручья пошла за кусты, остановилась у небольшого углубления с водой. Присела на валун, сняла обувь, чулки. Горсточками вычёрпывая, плеснула воду себе в лицо, от пота вымыла глазницы. Опустив ноги в углубление с водой, блаженно зажмурилась. С головы стянула шаль, бросила в заводь. Затем, встав на колени, опустила голову в воду. Но этого ей показалось мало. Вытаскивая камни наружу, она освободила себе место так, чтобы, растянувшись, смогла прилечь. Легла, наслаждаясь. Холодная вода, как рукой, с неё сняла усталость. Она интуитивно оказалась в месте сбора магической силы воды. С себя стащила всю одежду. Ополоснула в воде, повесила сушиться. Помыла азиатские калоши. Прислонила их к кустам. Вновь легла в выбоину, довольно покряхтывая. Речная вода бодрила её, придавала лёгкость, свежесть. Вышла, из узелка достала холстяное полотенце, чистое платье. Вытерлась, оделась. Присела за кустами, подставляя открытую грудь, руки, рукава на которых были закатаны до локтей, лучам солнца. Зажмурила глаза. Не заметила, как задремала.
Перед глазами пронеслись картинки из её тюремной жизни. Вздрогнула, ужаленная оводом. Приоткрыла глаза. Ей показалось, долго спала. Она испуганно огляделась, но, заметив лошадь, которая мирно паслась неподалёку, успокоилась.
Её вещи высохли. Босыми ногами ощущая приятную свежесть луговой травы, прошлась к месту стоянки. Из мешка вынула узелок с едой – лаваш, кусок сыра, бутылочку с молоком. Перекусила на скорую руку. Крошки смахнула в рот, а оставшуюся еду завязала в узелок. В солдатскую фляжку набрала воды. Узелок с фляжкой сунула в мешок, перевязала тесёмкой. Она готова отправляться дальше.
Прежде чем запрячься в мешок, ещё раз оглядела горизонт на западе. Он, искрясь ледяным панцирем и снегом, возвышался над нею. Главный Кавказский хребет, из селения казавшийся далёким и чужим, перед ней, казалось, находится на расстоянии вытянутой руки. С этой площадки ей открывался совершенно другой вид – дикий, первозданный. Хребты главного Кавказского хребта, его вершины упирались в небесный купол. Под ней углублялись бездонные ущелья, распады, откуда выползали караваны кочующих белёсых в лучах солнца туч.