Букет из преисподней

Макаров Андрей

От воспоминаний его отвлек отозвавшийся трелью внутренний телефон. Владимир Николаевич неторопливо поднял трубку и, внимательно вслушиваясь, неожиданно пристально посмотрел на Андрея:

– К сожалению, детально поговорить не удастся. Звонил твой начальник и дал нам не более пяти минут. Но я, думаю, уложусь. – Он аккуратно положил трубку на место. – Ты знаешь, что приближается годовщина Дня Победы? Мы включили тебя в оргкомитет, для оказания помощи в подготовке к празднику. Но, как всегда, сам понимаешь, желательно все зафиксировать, так сказать, на пленку. К сожалению, ветераны уходят от нас быстрее, чем хотелось бы, а сохранить память о них – наша святая обязанность…

Однако меня тревожит звонок Давлетова. Просто так он нас бы не побеспокоил… В общем, все для тебя знакомо, а детали обсудим позже.

Вложив в свой голос самую уверенную интонацию, Аркадов заверил ветерана, что все сделает. Прощаясь, Андрей почувствовал знакомое, только ему понятное азартное волнение. Он мягко затворил за собой дверь и поспешил в свой кабинет. За качество будущей съемки не беспокоился, тем более что до праздника оставалось больше месяца и можно тщательно подготовиться.

В ту минуту Аркадов не предполагал, что встреча с членами Совета ветеранов произойдет быстрее, чем он мог предположить…

Приготовившись постучать в знакомую дверь кабинета начальника, Аркадов замер с протянутой рукой. Его натренированный подмечать малейшие нюансы взгляд невольно замер на золотистой ручке. Солнечный зайчик, прорвавшийся через штору окна, с яркостью сварочного луча, ударил по ней и отразился необычной световой гаммой. Андрей знал, что это продлится несколько секунд и, несмотря на срочный вызов, разрешил себе полюбоваться и, главное, – получить позитивный заряд от этой красоты…

Давлетов легким взмахом руки пригласил Аркадова присесть и, перевернув листок, продолжил знакомство с какими-то материалами. Андрей сосредоточился. Он знал, что сейчас начальник закончит чтение, так как не позволял своим сотрудникам терять время даже у себя в кабинете.

– «Чихабельный документ», – с легким недовольством произнес он и отложил бумаги в сторону.

«Кто-то явно недоработал», – пронеслось в голове у Аркадова: начальник редко позволял себе подобные высказывания.

– Нам кто-то решил серьезно подпортить юбилей Победы, – начал разговор Давлетов, и пластик шариковой ручки резко согнулся в его руках, – все обсудим позже. Сейчас тебя ждет дежурка со следователем. Два сотрудника уже на месте происшествия по поиску свидетелей и охране территории. Возьмите все необходимое для подробной фиксации следов, думаю, после осмотра все придется уничтожить, если, конечно, не выпилите часть стены с надписями. – И он грустно улыбнулся.

– Проявление на улице? – быстро спросил Аркадов.

– Для тебя, думаю, намного хуже. – И, взглянув в глаза Андрея, добавил: – На территории студенческого городка с несколькими институтами и специальными учебными заведениями. Жду подробностей. И удачи тебе.

«Вот тебе и подарочек», – подумал Аркадов, выходя из кабинета. Возможно, как говорят в милиции, запахло «глухарем».

Машина тихо урчала у запасного выхода управления.

Строжевский с улыбкой встретил Аркадова и предупредил, что на заднем сиденье лежит следственный портфель.

– Поместимся, не только вам, спортсменам, фигуру держать, – в ответ улыбнулся Андрей, быстро устраиваясь за водительским креслом. Он краем глаза посмотрел на высокого, стройного коллегу. Иногда на соревнованиях по волейболу он обращал внимание на своеобразную манеру игры Строжевского, которая волнообразно переходила от мощной атаки до хитроумных комбинаций, порой ставивших в тупик не только противника, но и членов своей команды.

Слегка наклонившись вперед, Аркадов спросил:

– Откуда пришла информация и какая окраска?

– Точно не знаю, по-моему, позвонили из города дежурному.

– Не анонимно?

– Нет, звонивший представился, сейчас наши с ним уточняют детали. Угрозы теракта нет. Что-то профашистское. Я думаю, что ситуация для поиска будет достаточно спокойной…

Аркадов слегка постучал Строжевского по плечу и, перебивая его, напомнил:

– Ты забываешь о политическом резонансе в канун юбилея Победы… Каждый день будем по струнке стоять.

– Не лови на слове, ты же знаешь, о чем я говорю. Поехали?

Дорога была не близкой, но обсуждать было нечего, и в кабине воцарилась тишина, прерываемая шуршанием и легким свистом колес на поворотах. Водить машину Аркадов желания не испытывал. В свое время в обязательном порядке сдав экзамены на права, он на охоте загнал жигуленок друга в водогон, который на счастье оказался без воды, и понял, что «рулежка» – не его занятие. А вот ездить он любил и, как многие, старался сесть у окна, чтобы в полной мере насладиться ощущением поступательного движения и подумать о делах насущных.

Наконец машина, обогнув несколько зданий учебных корпусов и общежитий, подъехала к группе сотрудников и молодых людей. Аркадов обратил внимание на то, что предварительная работа была проведена своевременно. По привычке быстрым и цепким взглядом он «срисовал» общую картину и почти сразу обнаружил надписи на стене. Аркадов всегда старался в первые минуты пребывания на месте происшествия самостоятельно ориентироваться на местности, так как это помогало ему впоследствии понять преступника, возможную логику его действий именно в это время и в этом месте.

– Помочь зафиксировать надписи? – вглядываясь в рисунки на стене, быстро спросил Строжевский.

– Не отбирай мой хлеб, сам знаешь, что мне нужно запомнить каждую деталь. Я доверю потом тебе все это уничтожить, – улыбнулся в ответ Аркадов, открывая свой следственный чемодан.

– Действуй. Я займусь возможными свидетелями и осмотром местности, – продолжая с интересом изучать надписи, задумчиво почти «на автомате» произнес Строжевский.

Аркадов хорошо понимал причину повышенного внимания своего коллеги к надписи. Он и сам, уже вроде привыкший к «художествам» своих клиентов, был удивлен второй частью надписи на стене, которая утверждала: «Наша жизнь отдана комете». Но если это больше относилось к ведению врачей, то первая надпись настораживала. Внутри масштабной фашистской свастики аноним начертал: «Долой комунизм!» Перед началом обзорной и детальной фотосъемки, Аркадов попытался ответить на сразу же возникший вопрос о возможных причинах употребления одной буквы «м». Он хорошо знал, что даже грамотно сделанная съемка в определенной мере меняет перспективу и всегда старался «по живому» делать необходимые для последующей работы выводы. Имея хороший глазомер, он пытался определить величину сжатия слова в свастике, которое могло вызвать потребность анонима к сокращению буквы без изменения смысла слова. А может это невнимательность или банальная безграмотность? Вопросы, вопросы…

– Когда будем стирать надпись этого грамотея? – неожиданно сзади послышался голос Строжевского.

– Ты уже закончил? Мне еще соскоб нужно сделать, – доставая скальпель, ответил Аркадов и добавил: – Зря иронизируешь…

– Да здесь за километр все видно, – усмехнулся коллега.

Андрей прервал свою работу и повернулся к Строжевскому:

– Посмотри внимательно. Явно свастика была нарисована первой и только потом в ней аноним делает надпись. Не исключаю, что в первичный замысел она не входила. Но в любом случае размер первых двух букв задает общий рисунок всей надписи. Понял, куда клоню?