Булат Окуджава - поэтический сборник
Шрифт:
1970
x x x
Зачем торопится в Сибирь поэт Горбовский? Чтоб делать там с души своей наброски.
Под ребрами, в таинственной глуши, отчаиваясь и надеяясь сладко, как разноцветные карандаши, она истаивает без остатка.
Покуда мир совсем не перешит, ее бродячий скарб увязан снова. Все плачет в ней, ликует,верещит, безумствует
и просит слова.
Что она, боже, делает с собой! То красным коршуном она забьется, то нежностью зальется голубой, то черною слезою
Пока асфальт холодный топчем мы, все то же повторяя, как по нотам, он дожидается конца зимы и улетает со своим блокнотом туда, где дни, как вольные стрелки, чем безвозвратней
тем сильнее... Там лучше ловятся
слова
в силки, а сердцу там вольнее и больнее...
Дуй, паровоз, в трубу, свисти в свисток, пугай прохожих старомодным ликом. Спеши, лошадка, торопись, ездок... Эй, женщины, не поминайте лихом!
1970
СЧИТАЛОЧКА ДЛЯ БЕЛЛЫ
Я сидел в апрельском сквере. Предо мной был божий храм. Но не думал я о вере, я глядел на разных дам.
И одна, едва пахнуло с несомненностью весной, вдруг на веточку вспорхнула и уселась предо мной.
В модном платьице коротком, в старомодном пальтеце, и ладонь - под подбородком, и загадка на лице.
В той поре, пока безвестной, обозначенной едва: то ли поздняя невеста, то ли юная вдова.
Век мой короток - не жалко, он длинней и ни к чему... Но она петербуржанка и бессмертна посему.
Шли столетья по России, бил надежды барабан. Не мечи людей косили слава, злато и обман.
Что ни век - все те же нравы, ухищренья и дела... А Она вдали от славы на Васильевском жила.
Знала счет шипам и розам и безгрешной не слыла. Всяким там метаморфозам не подвержена была...
Но когда над Летним садом возносилася луна, Михаилу с Александром, верно, грезилась она.
И в дороге, и в опале, и крылаты, и без крыл, знать, о Ней лишь помышляли Александр и Михаил.
И загадочным и милым лик Ее сиял живой Александру с Михаилом перед пулей роковой.
Эй вы, дней былых поэты, старики и женихи, признавайтесь, кем согреты ваши перья и стихи?
Как на лавочках сиделось, чтобы душу усладить, как на барышень гляделось, не стесняйтесь говорить.
Как туда вам все летелось во всю мочь и во всю прыть... Как оттуда не хотелось в департамент уходить!
1972 БАТАЛЬНОЕ ПОЛОТНО
Сумерки. Природа. Флейты голос нервный.
Позднее катанье. На передней лошади едет император
в голубом кафтане. Серая кобыла с карими глазами,
с челкой вороною. Красная попона. Крылья за спиною,
как перед войною.
Вслед за императором едут генералы,
генералы свиты, славою увиты, шрамами покрыты,
только не убиты. Следом - дуэлянты, флигель-адъютанты.
Блещут
все они поэты.
Все слабее звуки прежних клавесинов,
голоса былые. Только цокот мерный, флейты голос нервный,
да надежды злые. Все слабее запах очага и дома,
молока и хлеба. Где-то под ногами и над головами
лишь земля и небо.
1973
СТАРИННАЯ СОЛДАТСКАЯ ПЕСНЯ
Отшумели песни нашего полка, отзвенели звонкие копыта. Пулями пробито днище котелка, маркитантка юная убита.
Нас осталось мало: мы да наша боль. Нас немного, и врагов немного. Живы мы покуда, фронтовая голь, а погибнем - райская дорога.
Руки на затворе, голова в тоске, а душа уже взлетела вроде. Для чего мы пишем кровью на песке? Наши письма не нужны природе.
Спите себе, братцы, - все придет опять: новые родятся командиры, новые солдаты будут получать вечные казенные квартиры.
Спите себе, братцы, - все начнется вновь, все должно в природе повториться: и слова, и пули, и любовь, и кровь... времени не будет помириться.
1973
ЖИЗНЬ ОХОТНИКА
К.Ваншенкину
1
Первый день, первый день! Все прекрасно, все здорово, хоть уж на всем второго дня
лежит косая тень.
2
День второй - день чудес, день охоты, день объятий, никаких еще проклятий ни из уст и ни с небес.
Все пока как будто впрок, все еще полно значенья, голосок ожесточенья легкомыслен, как щенок.
3
Третий день - день удач. За удачею удача. Удивляйся и чудачь, поживи еще,
чудача.
Нет пока лихих годин выражений осторожных... Бог беды на тонких ножках в стороне бредет один.
И счастливой на века обещает быть охота, и вторая капля пота, как амброзия, сладка.
4
День четвертый. Рука оперлась на подлокотник... Что-то грустен стал охотник, нерешителен слегка.
Вездесущая молва, о возможном
все страннее, капли пота солонее и умеренней слова.
Счастлив будь, Сурок в норе! Будь спокойна, Птица в небе! Он в раздумьях о добре, в размышлениях о хлебе.
Из ствола не бьет дымок, стрелы колют на лучину. Все, что было лишь намек, превращается в причину.
5
Пятый день. Холодна за окном стоит погода. Нет охоты есть работа. Пота нет лишь соль одна.
Отрешенных глаз свинец, губ сухих молчанье злое... Не похоже,
чтоб скупец, скапливающий былое. Не похоже,
чтоб глупец, на грядущее плюющий, пьянствующий иль непьющий, верующий или лжец.
Может, жизнь кроя свою на отдельные полоски, убедился, что в авоське больше смысла, чем в раю?..