Бульдожья схватка
Шрифт:
— Понимаю, шеф. Побуждения аналогичные… У меня тут мысля родилась. Помните, я предлагал назвать нашу негоцию «операция „Зеркало“»? В том смысле, что этот мешок — ваша точная копия. Так вот, правильнее, по-моему, будет — «Скелет в зеркале». Он, дурень, в зеркало таращится, себя там видит и не знает, что на деле-то в зеркале — скелет…
— Ох, Митя, не занимайся ты херней, — усталым, севшим голосом сказал Пашка. — Это у тебя, сдается мне, армейская отрыжка. Ну почему непременно нужно давать операциям названия? На кой хер?
— Красиво просто. А? «Скелет в зеркале».
— Красиво, красиво…
— Шеф, можно
— Ну?
Елагин вкрадчиво сказал:
— У меня тут замаячила идейка… А почему бы нам герра Фомича не проводить чуточку раньше? Не дожидаясь финала? В конце концов, Фея за двоих прекрасно поработает…
— Ох…
— А что вы вздыхаете? Я бы это оформил совершенно бесплатно, без всяких дополнительных процентов. Из любви к искусству. Фомич старенький, из него песок сыплется. Если вдруг откинет копыта на Милке, никто особенно и не удивится. Или в столб въедет с переломом основания черепа. Как мысля, босс? Зачищать так зачищать… Все равно его следом за манекеном отправлять.
— Не гони лошадей.
— Нет, я серьезно. Никто ничего не заподозрит…
— Не любишь ты старичка, а? — засмеялся Пашка.
— Не люблю, Павел Иванович. Гнида наш старичок, если откровенно. Вы ручаетесь, что он так-таки ничего и не заподозрил? Не просек, что его тоже в отходы спишут? Советская школа — вещь серьезная. Ручаетесь?
После продолжительного молчания Пашка признался:
— Не ручаюсь…
— Вот видите. Давайте я… Изящно и легонечко? А?
— Рано, рано, — судя по тону, прямо-таки сквозь зубы заключил Пашка. — Не то чтобы без него совершенно не обойтись, но лучше будет, если триста кило денежек не мы, а он Никифору передавать будет. Так оно проще и легче.
— Ну, смотрите. Я сомнениями честно поделился. Что на душе было, то и высказал.
— Тут не душой нужно, а логикой.
— Я и логикой тоже шевелю, — сказал Елагин. — Только вот с точки зрения логики мне совершенно непонятно, зачем он нам преподнес историйку про то, как манекен от него, изволите ли видеть, оторвался на Кутеванова.
— Думаешь, врал Фомич?
— Не знаю, босс. Просто эта история абсолютно не укладывается в события. Ни с того, ни с сего вдруг оторвался… Причем исходят эти совпадения от Фомича… Которому я совершенно верить перестал… Нутром чую некую несообразность, а точнее сказать не могу по недостатку данных. Поскольку…
Как ни интересно было слушать, Петр выключил транзистор и включил мотор — следовало поспешать в контору, чтобы Фомич не заподозрил неладное. Стоп! Ага, вот он, «Запор», вползает на дорожку. Спохватился, вспомнил про пиджачок…
Тем более пора ехать. Заберет пиджак, и ничего больше не услышишь… …Он ухитрился опередить лысого, вернуться по знакомой уже потайной
дорожке. Засел в кабинете. Через двадцать минут пред его ясны очи, словно лист перед травой, предстал Фомич. С таким пришибленным и запыхавшимся видом, словно бежал пешком от хазы.
Петр, по-прежнему старательно изображая опьянение, бодро рявкнул:
— Ну, посоветовался?
— Посоветовался, — вздохнул Фомич. — Он гарантирует, что миллион вам — будет. Конечно, сначала в ваш адрес, надо признаться, было сказано немало теплых слов…
— Но ведь понял в конце концов, что рынок есть рынок? Молодец, Фомич, на вот, выпей, — Петр вновь приобнял лысого, доверительно зашептал на ухо: —
У него сложилось твердое убеждение, что какое-то время Фомич раздумывал над его предложением всерьез. Взвешивал. Думал и прикидывал. Но в конце концов годы взяли свое, старый хрен старательно изобразил возмущение:
— Да что вы такое говорите?
— Была бы честь предложена, а от убытка бог избавил, — захохотал Петр. — Да ты не дергайся, финансист, я шутейно… Мне лично и миллиона достаточно. Ты ему не говори, понял, нет? Я ж совсем шутейно.
— Шуточки у вас…
— А ведь забрало, нет? Ладно, замяли. Сейчас ты у меня как миленький хватанешь стопарь — хорошее известие принес…
Глава третья
ОБОКРАДЕННЫЙ БЕДОЛАГА
— Повторяю еще раз, — сказал он медленно, с расстановкой, негромко. — Не криви губки, слушай внимательно. Серьезным делом занимаемся… Когда я скажу «давай!», пшикаешь мне данным дезодорантом в физиономию, уделяя внимание главным образом не самой физиономии, а участку примерно отсюда и досюда, — и показал на себе, черкнув ребром ладони по горлу над ключицами, по животу. — Считаешь до пяти, при этом Задерживаешь дыхание и закрываешь глаза. После процедуры уходишь спокойно — повторяю, спокойно! Обращать на себя внимание нельзя… Повтори.
Надя дернула плечиком:
— Я итак…
— Повтори, — сказал он тихо, убедительно. — Мы не забавы шутим…
Она добросовестно повторила, не разу не запнувшись и ничего не перепутав.
— Мысленно себе представила последовательность действий, как я учил?
— Ага, — сказала Надя. — Ты не волнуйся… Они стояли в узеньком проходике — с одной стороны задние стены кирпичных гаражей, с другой тянулся грязный бетонный забор, за которым прилагало отчаянные усилия к выживанию то, что сейчас осталось от радиозавода. Место было безлюдное, мало посещаемое обычными прохожими. По сей причине всякий свободный кусочек земли оказался усеян пустыми бутылками, одноразовыми шприцами, кучками фекалий, судя по габаритам, отнюдь не собачьих, а также известными латексными изделиями.
Петр собрался с духом, добросовестно зажмурился, приказал:
— Давай!
И тут же, зажав нос двумя пальцами левой руки, что есть сил сжал губы.
В грудь, в лицо ударила невесомая, морозно-омерзительная струя газа. Всей кожей он ощутил отраву. Старательно сжимая веки, губы, сдерживая дыхание, услышал, как удаляются легкие шаги — ну, слава богу, как он учил, сообщница не бежала, ушла с нормальной, не привлекавшей внимания скоростью…
Как ни предохранялся, а в глотке запершило и под веками словно бы обнаружились крохотные песчинки. Пора, пожалуй… Петр привалился боком к кирпичной стенке, шаркнул по ней всем телом, основательно и вмиг перепачкавшись, открыл на миг глаза, чтобы сориентироваться, кинулся к выходу из кривого проходика, к людям. На глаза свидетелям.