Булгаков
Шрифт:
Необходимо оговориться, что романы Белогорского — это художественные произведения, где документально точные описания ряда боев соседствуют с вымыслом. Об этом автор даже предупреждает читателей в специальном примечании. Вообще о событиях своей жизни в период после боев под Царицыным и вплоть до прибытия в Крым Шинкаренко рассказывал очень скупо. Может быть, причина заключалась в том, что он не считал борьбу с восставшими горцами славной страницей белого движения. Тем более, что теми же горцами Николаю Всеволодовичу пришлось командовать почти всю гражданскую войну. Но в его романе «Вчера», написанном уже после Второй мировой войны, речь идет об антисоветском восстании на Северном Кавказе в конце 20-х годов. При этом автор очень точно описывает как раз те районы Чечни, в которых осенью 1919 г. побывал Булгаков. Их зарисовки мы находим в «Необыкновенных приключениях доктора» и в дневнике «Под пятой». Не исключено, что тогда же в тех же самых аулах побывал и полковник Шинкаренко.
В любом случае Булгаков на Северном Кавказе мог или лично встречаться с Николаем Всеволодовичем, либо слышать рассказы о нем от офицеров Сводно-Горской дивизии.
Какова же была дальнейшая судьба
Интересно, что Шинкаренко, как и сам Булгаков и рожденный писательской фантазией Най-Турс, не отличался почтением к штабам. В эмиграции он в ряде брошюр резко критиковал руководство основанного Врангелем Русского Обще-Воинского Союза (РОВСа). Шинкаренко ратовал за сохранение кадров белых армий в качестве вооруженных формирований в войсках одной из стран, готовой принять такие условия со стороны русской эмиграции. Шинкаренко-Белогорский утверждал, что руководители эмиграции живут только прошлым. В 1930 г. «Часовой» дал критический отзыв на одну из брошюр Белогорского, где, в частности, было сказано, что под псевдонимом Белогорский скрывается генерал Шинкаренко. Однако идейные разногласия не помешали генералу в 1939 г. опубликовать в «Часовом» свои очерки войны в Испании. Тогда же единственный раз было напечатано его фото. Оно доказывает, в частности, что Най-Турс обладает портретным сходством с Шинкаренко. Оба — брюнеты или темные шатены, среднего роста и с подстриженными усами. Да и в остальном они похожи. Вот что, например, писал в декабре 1929 г. один из соредакторов журнала «Часовой» офицер-дроздовец Евгений Тарусский о книге Белогорского «Тринадцать щепок крушения»: «Белогорский — псевдоним, скрывающий имя одного из блестящих кавалерийских генералов нашей армии. «Тринадцать щепок крушения» проникнуты духом подлинного рыцарства и мужества, это художественный трактат о том, каким должен быть настояший мужчина во всех жизненных обстоятельствах и в особенности в отношении женщины. Его герои особенно привлекательны этой своею мужественностью, мужским благородством, неизменно сохраняющими свою ценность равно во времена Росбаха или Трои или царицынских боев нашей гражданской войны». Эту характеристику вполне можно применить и к булгаковскому Най-Турсу. И тот же Тарусский в ноябре 1929 г. в «Часовом», утверждал, касаясь Б. г.: «Если есть среди советских писателей большой талант, которого советская тирания губит и, без сомнения, в конце концов погубит, то это — Михаил Булгаков. Булгаков органически не может вывернуть шиворот-навыворот по «марксистскому» образцу свою талантливую и чуткую душу. Угрозами, доносами, яростью и ненавистью встретила советская наемная критика первую часть «Белой гвардии», романа, под которым за малыми купюрами — подписался бы любой белогвардейский писатель». Несомненно, образ Най-Турса был очень весомым аргументом в пользу такого заявления. Разница же между Булгаковым и эмигрантами-белогвардейцами заключалась в том, что автор Б. г. принимал Советскую власть как неизбежную и длительную реальность российской жизни, тогда как Шинкаренко, Тарусский и некоторые другие, как их называли в эмигрантской среде, «активисты» все еще мечтали об ее сравнительно скором свержении вооруженным путем. Насчет же героизма рядовых, и не только рядовых, участников белого движения у Булгакова с эмигрантами разногласий не было.
Назвать Най-Турса какой-нибудь украинской фамилией, близкой к фамилии прототипа, писатель не мог, потому что сражаться белградскому гусару приходилось против украинцев Петлюры, и украинская фамилия в данном контексте была бы неорганичной. Да и вполне возможно, что Булгаков фамилии Шинкаренко вообще не запомнил.
Можно предположить, что фамилия Най-Турс имеет чисто литературное происхождение. Дело в том, что ее при желании можно прочесть и как «найт Урс», т. е. «рыцарь Урс» («knight» по-английски значит «рыцарь»). «Urs» же по латыни — это «медведь». Так зовут одного из героев романа Г. Сенкевича «Quo vadis», раба-поляка, ведущего себя как настоящий рыцарь. Может быть, из-за этого Най-Турсу дано распространенное польское имя «Феликс», что в переводе с латинского значит «счастливый». Сенкевич не только прямо упоминается в тексте Б. г. Начало булгаковского романа является легко узнаваемым парафразом начала романа Сенкевича «Огнем и мечом».
Если Булгакову и Шинкаренко все же довелось встречаться на Северном Кавказе в конце 1919 или в начале 1920 г., то прототип Най-Турса вполне мог быть тем раненым полковником, которого Булгаков вспоминает в своем дневнике в ночь на 24 декабря 1924 г. вместе со стихами Василия Жуковского, ставшими эпиграфом к «Бегу»: «Я смотрел на лицо Р. О. (сотрудника редакции «Гудка». — Б.С.) и видел двойное видение. Ему говорил, а сам вспоминал… Нет, не двойное, а тройное. Значит, видел Р. О., одновременно — вагон, вагон, в котором я поехал не туда, куда нужно, и одновременно же — картину моей контузии под дубом и полковника, раненного в живот.
Бессмертье — тихий светлый брег…
Наш путь — к нему стремленье.
Покойся, кто свой кончил бег,
Вы, странники терпенья…
Чтобы не забыть и чтобы потомство не забыло, записываю, когда и как он умер. Он умер в ноябре 19-го года во время похода за Шали-Аул, и последнюю фразу сказал мне так:
— Напрасно вы утешаете меня, я не мальчик.
Меня же контузили через полчаса после него».
Возможно, Шинкаренко и был тем раненным в живот полковником. Булгаков мог решить, что тот умер, и это обстоятельство подсказало ему трагический конец Най-Турса, который, кстати, носит то же звание, что имел Николай Всеволодович в свою бытность на Северном Кавказе.
БЕЛОЗЕРСКАЯ, Любовь Евгеньевна (1895 — 1987), вторая жена Булгакова (1924–1932), один из возможных прототипов Маргариты в ранних редакциях романа «Мастер и Маргарита». Оставила посвященные Булгакову мемуары «О, мед воспоминаний» (1969), а также подготовленную по его рекомендации рукопись о своей эмигрантской жизни в Константинополе и Париже «У чужого порога» (ее устные рассказы на эту тему послужили материалом для пьесы «Бег»). Б. написала и третью книгу воспоминаний, «Так было», — о своем знакомстве с известным историком Е.В.Тарле (1875 — 1955) уже после развода с Булгаковым. Мемуары «У чужого порога» и «Так было» были изданы в 1989 г. посмертно. Б. были посвящены роман «Белая гвардия», повесть «Собачье сердце» и пьеса «Кабала святош».
Б. родилась 18/30 сентября 1895 г. под Ломжей (Польша) в дворянской семье. Ее отец Евгений Михайлович Белозерский (1853 — 1897) был дипломатом, а потом служил в акцизном ведомстве. Мать Б. — Софья Васильевна Белозерская (урожденная Саблина) (1860 — 1921) окончила московский Институт благородных девиц, получив там музыкальное образование. После смерти отца семья Белозерских переехала к дальним родственникам в Пензу. Б. закончила с серебряной медалью Демидовскую гимназию в Санкт-Петербурге. Там же она училась в частной балетной школе. В 1914 г. Б. окончила курсы сестер милосердия и ухаживала за ранеными в благотворительных госпиталях. После октября 1917 г. Б. уехала из Петрограда к одной из своих подруг в деревню в Центральной России. В 1918 г. она переезжает в Киев, где встречается с известным журналистом, знакомым ей еще по Петербургу, Ильёй Марковичем Василевским (1883 — 1938), писавшим под псевдонимом «Не-Буква». Б. стала женой Василевского, которому за необузданную ревность дала кличку «Пума». В феврале 1920 г. Б. с мужем из Одессы отбыли в Константинополь, откуда в том же году переехали во Францию: в Марсель, а потом в Париж, где Василевский начал издавать собственную газету «Свободные мысли», скоро прекратившую свое существование из-за отсутствия средств. Зимой 1921/22 г. Б. с мужем переехали в Берлин, где Василевский стал сотрудничать в сменовеховской газете «Накануне». В июле 1923 г. он уехал в Россию вместе Алексеем Толстым. В конце 1923 г. в Москву приехала Б. Ее брак с Василевским фактически распался еще в последние месяцы жизни в Берлине. В начале января 1924 г. на вечере, устроенном редакцией «Накануне» в честь Алексея Толстого в особняке Бюро обслуживания иностранцев в Денежном переулке, Б. познакомилась с Булгаковым. В своих воспоминаниях писатель Юрий Слезкин (1885–1947) рассказывал об этом сближении: «Тут у Булгакова пошли «дела семейные» — появились новые интересы, ему стало не до меня. Ударил в нос успех! К тому времени вернулся из Берлина Василевский (Не-Буква) с женой своей (которой по счету?) Любовью Евгеньевной, не глупая, практическая женщина, многое испытавшая на своем веку, оставившая в Германии свою «любовь», — Василевская приглядывалась ко всем мужчинам, которые могли бы помочь строить ее будущее. С мужем она была не в ладах. Наклевывался роман у нее с Потехиным Юрием Михайловичем (ранее вернувшимся из эмиграции) — не вышло, было и со мною сказано несколько теплых слов… Булгаков подвернулся кстати. Через месяц-два все узнали, что Миша бросил Татьяну Николаевну и сошелся с Любовью Евгеньевной». Булгаков и Б. стали жить вместе в октябре 1924 г. Их брак был зарегистрирован 30 апреля 1925 г. В дневниковой записи в ночь на 28 декабря 1924 г. Булгаков весьма откровенно отозвался о Б.: «…Подавляет меня чувственно моя жена. Это и хорошо, и отчаянно, и сладко, и, в то же время, безнадежно сложно: я как раз сейчас хворый, а она для меня… Как заноза сидит… что чертова баба завязила меня; как пушку в болоте, важный вопрос. Но один, без нее, уже не мыслюсь. Видно, привык». Тут же он признался: «Эта ужасно глупо при моих замыслах, но, кажется, я в нее влюблен. Одна мысль интересует меня. При всяком ли она приспособилась бы так же уютно, или это избирательно для меня?»
Зять Булгакова Л.С.Карум приводит в мемуарах эпизод, подтверждающий, что в браке с Б. эротическое стояло на первом месте: «…На Рождество 1925 года Варенька (жена Карума и сестра Булгакова. — Б.С.) ездила к сестрам в Москву. Она останавливалась у Нади, но у Нади кто-то, кажется муж ее, Андрей, заболел заразной болезнью. Квартира была маленькая, изоляция была невозможна. В гостиницу в Москве было не попасть, или надо было очень дорого платить. И Вареньке пришлось на несколько дней поселиться у Михаила. В это время Михаил был уже второй раз женат на разведенной жене фельетониста Василевского (Не-Буква), на Любови Белозерской.
Варенька была в ужасе от их жизни. Большую часть суток они проводили в кровати, раздетые, хлопая друг друга пониже спины и приговаривая: «Чья это жопочка?» Когда же Михаил был одет и уходил из дому, он говорил Вареньке: «Люба — это мой крест», — и горько при этом вздыхал».
Б. помогала мужу в работе над пьесой о Мольере, переводя с французского, которым свободно владела, многочисленные источники. Она же, по ее устным воспоминаниям, подсказала будто бы ввести в будущий роман «Мастер и Маргарита» образ главной героини, чтобы несколько сократить перевес мужских персонажей в этом произведении. В феврале 1929 г. Булгаков познакомился с подругой Б. Е.С.Шиловской, с которой у него завязался роман. В октябре 1932 г. она стала третьей женой писателя (см.: Е.С.Булгакова). Развод Б. с Булгаковым произошел 3 октября 1932 г. Некоторое время он еще продолжал встречаться со своей второй женой, периодически оказывая ей материальную помощь. 20 октября 1932 г. состоялся разговор Б. с Булгаковым, зафиксированный Любовью Евгеньевной на обороте булгаковской записки, озаглавленной ей как «последняя записка в общем доме». Там говорилось: