Бульвар под ливнем (Музыканты)
Шрифт:
Оля не ожидала, что это будет Кира Викторовна. Кира Викторовна вошла к ней в комнату рано утром. Прилетела первым самолетом. Оля встретила Киру Викторовну в халате. Извинилась. Хотела объяснить, почему поздно вечером позвонила сначала коменданту тете Тане, но не застала ее в школе и тогда позвонила Павлику Тарееву и, плача в телефонную трубку, рассказала, что она не может справиться с программой и не знает, что ей теперь делать. Кира Викторовна подняла руку — ни слова.
— Одевайся.
Оля взяла платье
Кира Викторовна разговаривала по телефону. Оля продолжала стоять перед зеркалом. Все-таки подействовала на нее обстановка в соборе, собственное бессилие, возникшее от обстановки. «Вот и все, — убеждала она себя. — Вот и все».
Вошла Кира Викторовна.
— Ну?
Оля попыталась улыбнуться.
— Я вызвала такси. Поедем в Домский зал.
Оля молчала. С чего начать разговор, потому что разговор должен все-таки произойти. Но Кира Викторовна сказала:
— Вчерашнего не надо.
— Это сильнее меня.
— Не сильнее. Тебе показалось. Твой первый орган в чужом городе.
Кира Викторовна и Оля ехали в такси. Был солнечный день. Город заполнен людьми, особенно людно в улочках старой Риги.
— Что такое братство Черноголовых? — спросила Оля Киру Викторовну. — В соборе была отдельная скамья для них.
— Не имеет значения.
— В Риге и дома сохранились братства Черноголовых, — сказал шофер. — Всего-навсего — союз купцов. Холостяков, кажется. — Шофер улыбнулся. Он был веселым, разговорчивым человеком. Его не раздражала даже теснота улиц.
В соборе Киру Викторовну и Олю встретила все та же фрау Ага. Из разговора фрау Аги и Киры Викторовны Оля поняла, что Кира Викторовна успела позвонить по телефону из гостиницы не только в таксопарк, но и фрау Аге.
— Мы пройдем к органу, — сказала Кира Викторовна.
— Лудзу, лудзу, — заговорила фрау Ага по-латышски. — Пожалуйста.
Отстегнула черную ленту. Оля пошла первой, за ней Кира Викторовна.
Фрау Ага вдруг окликнула их, спросила, можно ли пропустить группу туристов в собор, люди приехали издалека.
— Пустите, — ответила Кира Викторовна.
— Палдиес, — поблагодарила фрау Ага.
Оля вышла на балкон к органу. Интересно, какой стороной повернут к городу флюгер-петух: золотой или темной? Золотой — значит, попутный ветер и в город приплывут корабли, темной — ветер не попутный и корабли не приплывут. Так было в древности. Об этом тоже рассказал шофер такси.
Кафедра органа была открыта, и от нее пахло старым деревом. Или это запах всего собора? Оля старалась теперь не обращать на это внимания. И как там флюгер повернут — давно не имеет значения.
Внизу в зале послышались негромкие голоса: пришли туристы. Фрау Ага что-то им объясняла из истории собора, может быть о рыцарях-крестоносцах.
Оля
— Ты увидишь то, что будешь играть.
— Вчера я не смогла.
— Забудь, что было вчера. Я тебе уже сказала об этом.
Там, где была Кира Викторовна, создавался микроклимат школы с его самыми светлыми надеждами во всем. Оле сейчас необходимо было детство, потому что в детстве она впервые победила себя, свою слабость в чувствах.
В храме прежде всего надо бросить вызов крестоносцам: подкатать рукава у платья и начать так, как будто бы ты поднимаешь меч. Оля держала в руках настоящий меч совсем недавно. Сила для борьбы. Сила против силы.
— Можно, я одна, — сказала Оля.
— Я была уверена, что ты об этом попросишь.
— Спасибо вам, Кира Викторовна.
Кира Викторовна кивнула и пошла вниз по лестнице.
Оля медленно коснулась рукоятки меча, а потом решительно и быстро всеми своими силами подняла меч над головой.
В это утро в Лондоне Оля долго слушала, как в трубу уходит вода, пахнущая свежей рекой, и труба издает протяжный звук. Как тогда в Риге во время концерта. Уже вечером на публике. В перерыве мастер трубу отключил, чтобы потом исправить. На концерте присутствовал главный органист Латвии. Его попросила об этом Кира Викторовна, перед тем как улететь в Москву. Главный органист, когда Оля закончила свое выступление, долго смотрел на нее, будто бы пытался что-то понять для себя. Может быть, он видел меч, который она положила на землю, и меч еще лежал у ее ног. Оля и сама понимала, что битву выиграла.
Сейчас Оля вытерлась насухо полотенцем. Особенно долго терла руки, чтобы разогрелись. Руки — ее постоянная забота: они у нее мерзнут даже летом.
Оля спустилась завтракать. В ресторане уже было много народа. Оля нашла свободный столик. Бекон, яички, булочка, повидло, чай с молоком. Все, как всегда.
До репетиции оставалось еще время, и Оля вновь поднялась к себе в комнату. Постояла, как Андрей, у окна. Потом осторожно прилегла на кровать. Сегодня она выступает. «Не ослабевайте!» — сказал старец Альберт своему ученику юному Баху. Оля будет состязаться с Бахом как с органистом. Бах любил состязаться.
— Святая Цецилия, — зашептала Оля, — помоги не ослабнуть…
Глава четырнадцатая
Дом стоял на отвесной скале, а снизу наступали морские волны. Дом известен по многочисленным открыткам и документальным фильмам о Крыме — Ласточкино гнездо. Построил его в начале века для своей прихоти некий выдумщик. Дом — как бы завершение скалы. Теперь здесь кафе. На втором этаже, в маленькой круглой комнате стоит круглый стол. Есть дверь на балкон. Балкон висит над морем, над небольшой пристанью мыса Ай-Тадор, куда причаливают рейсовые катера из Ялты.