Бумажный лебедь
Шрифт:
Не знаю, как долго я пробыла без сознания. Вопрос накрепко засел у меня в голове, словно дракон у входа в пещеру, готовый окатить меня пламенем чудовищных последствий – таких, что хуже смерти.
Почему он не спустил курок?
Возможно, он хотел держать меня в плену, ослепшую и одурманенную.
А может, собирался разрезать меня на кусочки и продать.
Вдруг он уже вытащил мои внутренности, и я это почувствую, как только отойду от наркоза?
А вдруг он решил, что
От таких мыслей боль превращалась в ужас – а ужас, поверьте, намного хуже, чем паника. Ужас поглощает вас целиком.
Я проваливалась в его нутро.
Я чувствовала его зловоние.
Я дышала ужасом.
Он пожирал меня живьем.
Очевидно, мне что-то вкололи, я не знала, временный у меня паралич или постоянный.
Я не знала, изнасиловал ли меня похититель. А может, избил, искалечил?
Мне не хотелось выяснять.
Я не знала, вернется ли он. И если вернется – возможно, худшее впереди?
Ужас гнался за мной по пятам, однако в лабиринтах моих мыслей еще оставалась тихая гавань, куда он не мог добраться. Я забилась в этот спасительный уголок и сосредоточилась на колыбельной МамаЛу.
Вообще-то это была не совсем колыбельная, а песня о бандитах, страхе и опасности. Когда ее пела няня – ласково и немного мечтательно, – она меня успокаивала. МамаЛу пела по-испански, но мне запомнился сюжет, а не сами слова.
С гор Сьерра-Морена
Они спускаются, Cielito lindo [5] .
Черные очи.
Cielito lindo, это контрабандисты.
Я представила, что лежу в гамаке, над головой – синее небо. Эстебан легонько, исподтишка толкает меня в бок, а МамаЛу поет нам, развешивая на веревке белье. Мои самые ранние воспоминания связаны с няней и ее сыном, с нашим полуденным отдыхом в Каса Палома. Цвели лохматые живые изгороди, над красным и желтым гибискусом жужжали колибри.
5
Обычно эту фразу переводят как ласковое прозвище («солнышко», «ангелочек»). В то же время слово «cielito» образовано от «cielo» – «небо», а значит, у фразы может быть и второе, буквальное прочтение – «маленький кусочек неба».
Ай-яй-яй-яй,
Не плачь – подпевай.
МамаЛу пела, когда мы с Эстебаном разбивали коленки или не могли уснуть. Пела, когда радовалась и когда грустила.
Canta y no llores.
Не плачь – подпевай.
Я не смогла сдержать слезы. Я заплакала, потому что не могла петь. Потому что язык меня не слушался. Я заплакала, потому что няне, синему небу и колибри темнота была нипочем. Я плакала, думая о них, и потихоньку ужас начал отступать.
Открыв
Пожалуйста, окажитесь на месте.
Согнитесь.
Без толку.
Моя голова еще гудела после удара, но на фоне ритмичного «бум-бум-бум» я различила голоса. Они приближались.
– Вы часто проходите таможенный контроль в Энсенаде? – раздался женский голос.
Ответа я полностью не расслышала. Второй голос оказался низким, определенно мужским.
– …ни разу не было проблем на границе.
Голос похитителя намертво засел в моих мыслях, как и его туфли.
– Не волнуйтесь, мы просто проведем проверку… пересечете границу. – Голос женщины становился то тише, то громче. – Позвольте взглянуть… серийный номер судна совпадает с номером двигателя?
«Пересечете границу».
Энсенада.
Вот черт!
Я поняла, почему все вокруг раскачивалось. Мы плыли на судне – наверное, на той же яхте, где похититель чуть меня не убил. Мы находились у берегов Энсенады – мексиканского портового города в семидесяти милях от Сан-Диего, а женщина, скорее всего, – сотрудница таможни.
Мое сердце забилось быстрее.
Лови момент, Скай. Вот он, твой шанс спастись.
Ты должна привлечь к себе внимание!
Я крикнула во всю мощь легких, – изо рта не вырвалось ни звука. Вещество, которое мне вкололи, парализовало голосовые связки.
Шаги доносились сверху – значит, меня спрятали в каком-то отсеке под палубой.
– Вы – Дэмиэн Кабальеро? – спросила женщина.
– Дамиан, – поправил он. – Не Дэ-ми-эн, а Да-ми-ан.
– Что ж, кажется, все в порядке. Я сфотографирую номер вашего судна, и можете быть свободны.
Только не это! Мой шанс на спасение ускользал.
Я не могла ни кричать, ни брыкаться, однако сумела перекатиться с боку на бок. Затем – обратно. С левого бока на правый, с правого на левый. Я каталась все усерднее, все быстрее, не замечая, врезаюсь ли во что-то и есть ли толк от моих действий. После шестого или седьмого раза я услышала сверху скрежет, будто древесина терлась о древесину.
Ну же.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Я вложила все силы в последний рывок, даже голова закружилась от натуги.
Раздался грохот. Внезапно посветлело.
– Что за звуки? – спросила женщина.
– Я ничего не слышал.
– Кажется, что-то упало внизу. Я проверю, не возражаете?
Ура!
– Что тут у вас? – теперь женский голос звучал четче.
Она была близко.
Очень близко.
– Тросы, цепи, рыболовные снасти…