Бумажный тигр (I. - "Материя")
Шрифт:
— Вот как? Никогда бы не подумала, что вы имеете склонность философствовать.
— Все старые лавочники — в глубине души убежденные философы, мисс Прайс. Да и как не сделаться философом, целыми днями размышляя о том, отчего консервы из индюшки в этом сезоне идут охотнее телячьих?.. Нет, главное свойства разума не в умении заваривать чай.
— А в чем же? — спросила Сэнди, то ли насмешливо, то ли всерьез.
— В сомнении, — негромко ответил Лэйд, — Сомнение — это первое качество всякого разума. Будь он хоть толику разумен, неизменно будет сомневаться — в себе самом, в окружающем его мире, в чувствах,
Сэнди улыбнулась, поправив выбившийся из прически локон. Волосы у нее были ореховые, из тех, что так редко встречаются у урожденных островитян, обладающие отнюдь не английским нравом, вздорным и непослушным.
— Что ж, если когда-нибудь решите бросить торговлю и сделаться философом, можете рассчитывать на мою поддержку. Мы наконец изгоним отсюда кислый уксусный дух и оборудуем для вас настоящий кабинет, где вы сможете сочинять книги, предаваться глубокомысленным спорам о природе сущего — или чем там еще занимаются философы? Для Дигги мы найдем парик поприличнее, слуге философа непозволительно выглядеть подобным образом, ну а я…
— Вы никогда не хотели покинуть остров, Сэнди?
Лэйд едва не прикусил язык, до того неожиданно этот вопрос вырвался наружу.
Сэнди Прайс немного напряглась — он видел это по ее спине.
— Я… Отчего вы спрашиваете?
— Праздный вопрос, рожденный бездельем, — проворчал он, — Извините. Просто подумалось… Мир ведь так велик, а вы так молоды. Неужели вас никогда не подмывало бросить старикашку Чабба с его пыльными гроссбухами — и устремиться куда-нибудь вперед на крыльях ветра, как перелётной птахе? Европа, Азия, обе Америки, Африка… Сложно представить, сколько всего там, за линией горизонта.
Сэнди неуверенно взглянула на него, словно пытаясь понять, всерьез ли он это.
— Я родилась в Новом Бангоре, сэр.
— Знаю. Но ты британская подданная и, надо думать, пользуешься правом свободного перемещения. Никогда не хотелось вернуться в славный Туманный Альбион, родину досточтимых предков? Посетить Новый Свет? Совершить путешествие по миру?
Сэнди поежилась, словно уже почувствовала наступление холодных сумерек.
— Я читаю газеты, — вздохнула она, — Те же самые, что вы сами. Уж я-то знаю, что в конце девятнадцатого века мир — весьма хлопотное и опасное место. Все эти войны, революции, мятежи, аварии… Знаете, в этом отношении мне куда спокойнее в Новом Бангоре.
Лэйд кивнул, принимая ее слова.
— Потому что это самый спокойный остров из всех островов в Тихом океане. Здесь никогда ничего не происходит.
— Да, — улыбнулась она, — Именно так.
— Мыши! — Саливан треснул ладонью по столу так, что подпрыгнули соусники, — Чертово полчище огромных мышей! Даже не представляю, сколько лет это гнездо зрело в Мэнфорд-хаусе, подкармливаемое миссис Гаррисон, но когда мы вторглись в их логово, началось что-то невообразимое!
— Мыши? — Макензи приподнял бровь, — Вы всерьез?
— А то бы нет! Тысячи, тысячи мышей! Они бросились на нас с мистером Лайвстоуном, точно океанская волна! До сих пор дрожь берет.
— Что ж, это объясняет,
В полуденный час «Глупая Утка» никогда не могла похвастать большим количеством посетителей, так что ему не составляло труда выделить Саливану отдельный стол. Эйф, сняв свой форменный шлем, с наслаждением хлебал холодный тыквенный «иа отэ [24] » — в «Глупой Утке» его готовили особенно хорошо, пусть и на европейский манер, со сливочным соусом вместо кокосового молока.
24
«Иа отэ» — блюдо полинезийской кухни, состоящее из сырых фруктов и овощей, замаринованных в лимонном соке.
— Ну, если они надеялись смять нас числом, то здорово просчитались, — ухмыльнулся Саливан, — Выдели бы вы, какую трепку мы с Чаббом им задали! Дрались как львы! Даже я под конец выдохся.
Лэйд вяло ковырял в тарелке. То ли кухарка Макензи была не в духе, но в тушеной курице по-полинезийски оказалось до черта тмина, из-за чего каждый кусок сушил горло. Ему оставалось лишь порадоваться за Саливана — судя по аппетиту, тот пребывал в самом добром состоянии духа.
— А что миссис Гаррисон?
Саливан помрачнел.
— Погибла, как мы и опасались. Все трое — она, камеристка и садовник.
— Но мыши…
— Нет, мыши тут не при чем. Проклятый камин. Чем заботиться о саде, ей стоило бы нанять хорошего трубочиста… Угарный газ. Так всегда бывает, если забываешь про дымоход. Боюсь, к тому моменту, когда мы с мистером Лайвстоуном прибыли в Мэнфорд-хаус, все они были давно мертвы.
Макензи зло дернул себя за бакенбарду.
— Печеная скумбрия! — выругался он, — Не могу сказать, что миссис Гаррисон была завсегдатаем «Утки», но мне, как доброму христианину, чертовски ее жаль. Она была славной леди и никому не желала зла.
Да, подумал Лэйд, вяло подбирая коркой хлеба подливку. Кроме тех случаев, когда пускала в ход стрихнин.
— Между прочим, мыши не такие уж безобидные создания, как принято считать, — заметил он, поглядывая украдкой на Саливана, — Они переносят мышиную лихорадку, тиф и… вообще…
Но на загоревшем лице Эйфа не мелькнуло и тени понимания.
— Меня ребята в участке уже на смех подняли, — Саливан по-юношески беззаботно улыбнулся, — Констебль Саливан, гроза домашних мышей… Стыдно кому сказать.
Лэйд отодвинул от себя тарелку и сполоснул усы в пивной кружке. Может, полинезийская кухня и не была гвоздем в «Глупой Утке», но уж индийский светлый эль здесь, хвала Богу, варить еще не разучились.
Без сомнения, Саливан забыл все, что видел ночью. Так, словно это было смутным кошмаром, дарованным влажной тропической ночью. Крошечные человечки с оружием в руках, изувеченные мертвые тела в гостиной, бесшумный локомобиль Канцелярии… Наверно, Левиафан проявил милосердие, заставив констебля Эйфа Саливана забыть обо всем. По крайней мере, Лэйд надеялся, что это милосердие. Доведись памяти Саливана сохранять в себе все те проявления Нового Бангора, что приходилось встречать Лэйду, добром для его душевного здоровья это не кончилось бы…