Бумажный тигр (I. - "Материя")
Шрифт:
Доктор Фарлоу хмыкнул.
— Он вынужден был держать ответ перед банком, как и предусмотрено договором. К его чести, он не стал пускаться на всякие хитрости или грязные трюки, Кеоки был человеком слова, пусть и дикарем в душе. Поэтому мой приятель ничуть не удивился, когда тот ни свет ни заря явился к нему в банк с объемным мешком за плечами.
Фарлоу отчего-то замолчал, задумчиво глядя в сгущающуюся ночь. Едва ли он видел в ней чудовище, подумал Лэйд. Доктор Фарлоу имел репутацию здравомыслящего человека, не подверженного ни болезненной фантазии, ни фобиям. Образец истого британского джентльмена на фронтире цивилизации — хладнокровие ягуара
— Но в мешке были не деньги. Это сделалось очевидным, когда Кеоки вывернул его содержимое на банковский стол.
— И что там было? — нетерпеливо спросил Макензи.
Фарлоу резко отвернулся от окна.
— Там был череп отца Эббота. Хорошо вываренный череп, надо заметить. Уж в этом-то полли знают толк.
От Лэйда не укрылось то, как Макензи украдкой сложил пальцы под столом в кружок — охранительный символ Тучного Барона.
— Великий Боже! Так он…
— Он в точности выполнил договор, — кивнул Фарлоу, — Заплатил за долг головой своего поручителя. Да, Кеоки был образованным, но все-таки дикарем, верным сыном Полинезии. И, кажется, не так хорошо разбирался в банковском деле, как думали другие. С тех пор, насколько мне известно, банки Майринка не ведут дел с полли…
Макензи хотел было сказать что-то грубое, но сдержался, бросив взгляд в окно.
— Вовремя вы уложились, старина. Кажется, я вижу Эйфа Саливана, который направляется сюда. Он терпеть не может все эти истории с душком.
— Эйф — славный малый, — заметил О’Тун, потягиваясь, — Но очень уж молод. Вот поживет в Новом Бангоре с наше…
— Рехнется, — буркнул Макензи, вытирая бороду, — Или сделается убежденным кроссарианцем.
Лэйд давно подозревал, что бытовавший в Хукахука слух о том, что хозяин «Глупой Утки» способен взглядом взвесить любой предмет с точностью до грана, мог и не быть слухом — глаз у шотландца был необычайно острым. Он сам успел лишь дважды отпить из стакана, когда входная дверь тяжело отворилась, пропуская внутрь Эйфа Саливана.
Саливан был молод, в этом О’Тун, без сомнения, был прав, моложе любого из присутствующих самое малое в два раза. Но то ли дело было в его форменном полицейском мундире, застегнутом на все пуговицы, то ли в спокойном взгляде голубых глаз, констебля Эйфа Саливана ни один человек во всем Миддлдэке не осмелился бы назвать сопляком.
Он островитянин, подумал Лэйд с тяжелым от выпитого чувством, которое усиливалось тяжестью наваливающейся ночи. Нельзя об этом забывать. Он — плоть от плоти Нового Бангора, такой же исконный его обитатель, как прочие. Это значит, что в биологическом смысле он так же далек от меня, как морской конек. Но, верно, славный парень. И, кажется, симпатичен Сэнди.
— Добрый вечер, джентльмены! — очутившись внутри, Саливан первым делом бережно снял лакированный шлем с серебристой звездой. Лэйд незаметно поморщился. Эта восьмиугольная звезда, традиционная эмблема колониальной полиции Нового Бангора, всегда неприятно напоминала ему хищный колючий символ Почтенного Коронзона, одного из Девяти Неведомых, — Вы даже не представляете, до чего холодно снаружи.
— Сорок градусов, — с готовностью подтвердил Макензи, — И барометр все падает.
— Это ужасно, — Саливан расстегнул кожаный ремешок под своим массивным подбородком, — Меня предупреждали, что на этом острове немудрено сгореть заживо, но я не был готов к тому, чтоб замерзнуть насмерть…
— Это все холодный циклон, — вставил доктор Фарлоу, — Не самая удивительная вещь в тропических широтах. Уверяю вас, еще день или два подобных заморозков и на Новый Бангор вернется обычная погода. Вы и верно выглядите замерзшим, Эйф. Как на счет горячего пунша?
Освободившийся от своего шлема Саливан медленно покачал головой. Не будучи урожденным островитянином, он, однако, обладал тем, что для его народа считалось несвойственным — спокойным выдержанным нравом, из-за которого, несмотря на юный возраст, часто выглядел пожилым ирландским волкодавом.
— Благодарю, не сейчас. Я все еще на службе. А вот от чашки горячего кофе не откажусь — у меня половина ночи впереди.
— Может, поужинаете с нами? — даже грубиян Макензи при виде Саливана проявил несвойственный ему такт, — Кухарку я уже отпустил на ночь, но если не имеете ничего против пары холодных ханги [12] с моллюсками в виноградных листьях…
— Нет, спасибо. Я не голоден.
Эйф Саливан не входил в Трест, однако по давнему соглашению пользовался титулом почетного члена, дававшему ему право принимать участие во всех заседаниях. Впрочем, правом этим он пользовался с похвальным для его возраста благоразумием.
12
Ханги — блюдо маорийской и новозеландской кухни, смесь продуктов, обжаренных в листьях.
Саливан занял свободное место, аккуратно пристроив на стол шлем и ослабив туго затянутую кожаную портупею. И хоть его форма выглядела как всегда безукоризненно, Лэйду показалось, будто этим вечером она сидит на Саливане как-то непривычно, будто с чужого плеча. Да и лицо его, неярко озаренное светом газового рожка, показалось Лэйду бледнее обычного. Должно быть, это заметил не он один.
— Неважно выглядите, Эйф, — сочувственно заметил О’Тун, передавая ему горячий кофейник, — А уж отсутствие аппетита в вашем возрасте — и вовсе тревожный знак. Уж не подхватили ли вы, чего доброго, лихорадку?
Саливан слабо улыбнулся.
— Благодарю, я вполне здоров. Просто хлопотное дежурство.
Макензи фыркнул.
— Хлопотное? Да Миддлдэк — самый спокойный район Нового Бангора, благословение его покровителю губернатору Брейрбруку! Хотите узнать, что такое хлопоты, похлопочите о переводе в Шипспоттинг или Клиф, не говоря уже о Скрэпси! Там, я слышал, констебли на ночное дежурство без револьвера и не выходят…
Саливан с благодарностью кивнул О’Туну, наполняя кофе чашку.
— Так и есть, мистер Макензи. Миддлдэк — спокойное местечко, а Хукахука и вовсе самая сонная его часть.
Лэйд насторожился. Констебль Саливан относился к тем редким людям, которые для обозначения своего места службы использовали благозвучное официальное наименование, означенное на карте — Хейвуд-стрит, вместо куда более привычного для здешних обитателей Хукахука. В этом не было ни высокомерия, ни презрения, как полагал Лэйд, скорее, врожденнаянелюбовь представителя закона ко всякого рода островному арго, зачастую представлявшего собой тарабарщину из английского языка и полинезийских наречий. Если Саливан, забывшись, назвал Хейвуд-стрит Хукахука, это могло означать лишь то, что молодой констебль мысленно находится где-то далеко от «Глупой Утки». Возможно, и от всего Нового Бангора.