Бунт атомов
Шрифт:
— Ты не боишься, милый?.. — спрашивали женщины.
— О, нет!.. Ведь, мы умрем вместе, дорогая! — отвечали галантные кавалеры.
Так проходили дни за днями. Иногда закрывались фабрики и заводы застрелившихся владельцев и увеличивалось количество безработных; набожные старушки крестились еще чаще, вспоминая о Страшном Суде, но жизнь, неистребимая жизнь, текла по своему привычному руслу.
Настойчивые призывы к спокойствию, опубликованные правительствами всех стран в первый день, оказались совершенно беспочвенными, никто этого спокойствия, по сути дела, даже не покушался нарушать, и граждане готовы были даже, в свою очередь, призывать к спокойствию правительства при виде спешно едущих куда-то колонн грузовых автомобилей, нагруженных тюками и ящиками, марширующих крупными соединениями воинских частей и читая приказы о мобилизации на работы.
С каждым днем, однако, этих признаков беспокойства правительства проявлялось все больше и они незаметно, но неумолимо вторгались в жизнь. Были приостановлены все строительные работы и машины куда-то увезены. У фирм и частных владельцев были безжалостно отобраны все транспортные средства. В один прекрасный день оказалось, что вновь введена строжайшая система рационирования пищевых продуктов, только недавно отмененная после годов войны. Внезапно был закрыт для движения, всего несколько месяцев назад оконченный прорытием, туннель под Ла-Маншем и стали доходить слухи, что там концентрируются огромные запасы продовольствия. Срочно было приступлено к прорытию новых тоннелей под Гибралтарским проливом и под дном Адриатического моря. Америка разработала и лихорадочно принялась осуществлять грандиозный проект прорытия целого лабиринта туннелей под Мексиканским заливом.
Армии незаметно, но решительно набранных рабочих стали вгрызаться в землю: долбить скалы, грести и вынимать песок… Все громче и настойчивее скрежетали скреперы и громыхали экскаваторы, все громче и чаще гремели взрывы… Стали строиться новые химические заводы, вырабатывающие взрывчатые вещества и поспешно расширяться уже существующие. Ученые, инженеры, техники ломали головы над составлением новых проектов и изобретением новых машин и инструментов для производства земляных работ. В правительственных секретных лабораториях пытались применить для спасения человечества атомную энергию, до сего времени остающуюся пригодной только для разрушения и уничтожения. Но атомный демон был упрям и упорно отказывался работать созидательно.
Маленькие букашки-люди продолжали копошиться на поверхности своей обреченной планеты, делать то, что им приказывало начальство: есть, пить, спать, погрязать в мелких ссорах и дрязгах, и если бы не ежедневные астрономические сводки, говорящие о том, что комета «Патриция» летит с чудовищной скоростью, не думая даже отклоняться от первоначально избранного пути своего полета, жизнь Земли в эти дни, фактически, ничем бы не отличалась от жизни Земли во все другие дни.
Мистер Ричард Конвэй проводил свое время скучно и однообразно, живя в своей «Львиной гриве», записывая что-то в свой дневник, играя на бильярде с воспылавшим к нему положительной симпатией доктором Макдуфом, утешая ноющего Сэма и одиноко гуляя по окрестным пустынным дюнам. Он не узнал ничего нового для себя, а с тем, что он знал, он так или иначе давно успел примириться и покориться своей участи.
Погода испортилась окончательно и над островом Энст бушевали холодные северо-восточные ветры, то нагоняя, то вновь унося туман и изредка посыпая остров мокрым и противным снегом. В лаборатории мистер Конвэй не бывал со времени первого своего визита. Мэттью Роллинг, очевидно, был увлечен работой и забыл о нем. А Пат… Пат, может быть, ждала его, и он часто вспоминал, со щемящим терпким чувством безнадежности, ее синие глаза и слова: «Если вы будете нас навещать — я буду очень рада».
Мир мог погибать, но радости, которую он испытывал, вспоминая их, у него не мог отобрать никто… Однако там, рядом с Пат, был мистер Джон Вилкинс, встречаться с которым мистер Конвэй не хотел до того, как так или иначе не сможет определить своих отношений с ним.
И день определения этих отношений, намеченный листком календаря, приблизился и наступил и, начиная с него, события стали разворачиваться с головокружительной, поистине кинематографической быстротой.
Уже утро этого дня принесло мистеру Конвэю некоторую неожиданность и показало, что надвигающиеся события должны будут выйти из рамок его дилетантских детективных упражнений.
Тотчас же после завтрака, когда мистер Конвэй уже взялся за свою шляпу и трость, чтобы отправиться на свою обычную прогулку, в дверь его комнаты постучали. Думая, что это Сэм явился за его помощью в разрешении какого-нибудь из мучивших беднягу вопросов о судьбе мира, Конвэй, даже не оборачиваясь, крикнул — «войдите» и был очень удивлен, увидев, что в комнату вошел твердой и решительной походкой немолодой уже крупный человек с красным лицом и рыжими усами, совершенно ему незнакомый.
— Вы мистер Ричард Конвэй? Журналист? — отрывистым, хрипловатым голосом спросил вошедший и, получив в ответ несколько растерянный кивок головы, бесцеремонно уселся на стул и, оглядев с ног до головы Конвэя, сказал:
— Отлично. Вы мне нравитесь.
— Очень приятно, но разрешите осведомиться — с кем имею честь?..
— Полковник Нортон, — так же отрывисто выбросил слова незнакомец. — Полковник Нортон и, может быть, вам будет интересно узнать, что полковник контрразведывательной службы… Да, сэр, полковник Нортон, прибывший сюда по личному поручению своего шефа из Интеллидженс-Сервис, в прямой связи с вашим запросом в Скоттлэнд-Ярде.
— Это очень мило с вашей стороны, что вы взяли на себя труд… — любезно улыбнувшись, начал мистер Конвэй. Но решительный полковник остановил его жестом руки:
— Не будем тратить времени, сэр, на салонные любезности… Я вижу, вы одеты для прогулки… Сейчас мы пойдем гулять.
— Позвольте, полковник, за чашкой кофе мне несомненно будет удобнее рассказать, а вам выслушать все мои соображения по поводу…
— Разрешите мне заметить вам, сэр, что ваши соображения, да, соображения, — подчеркнул полковник, — меня совершенно не интересуют… Мне нужны только ваши наблюдения и факты. Все это вы изложите мне во время прогулки. В четырех стенах — я очень прошу вас не называть ничьего имени. Надеюсь, я выразился ясно, сэр?!..
Мистеру Конвэю ничего другого не оставалось, как, надев свою шляпу, отправиться на прогулку с энергичным полковником. Когда они удалились на достаточное, по мнению этого последнего, расстояние от всех подозрительных, с точки зрения присутствия посторонних ушей, мест, полковник начал, беря под руку мистера Конвэя:
— Я должен вас осведомить, сэр, во избежание неясностей в дальнейшем нашем разговоре, что, во-первых, я должен быть единственным человеком, с которым вы имеете право разговаривать о мистере Джоне Вилкинсе, а во-вторых, что все, что мы ни будем с вами делать — находится вне всякой связи с кометой. Ее нет!.. Для нас она не должна существовать… Комета сама по себе, а наше дело само по себе.
— Я думаю точно так же.
— Тем лучше. Вы мне продолжаете нравиться. Итак, сэр, приступим к мистеру Джону Вилкинсу. Сей достойный джентльмен интересует нас уже очень давно. Именно в силу этих обстоятельств Скоттлэнд-Ярд, который вы запросили, передал ваше поручение нам. Никаких прямых обвинений или даже подозрений против почтенного ученого нет. Единственное, что заставляет нас не упускать его из виду, это его тесные связи в Австралии с неким господином, арестованным после по обвинению в шпионаже, но ухитрившимся улизнуть из-под ареста. Мистер Джон Вилкинс незамедлительно после этого счел за благо переменить превосходный австралийский климат на туманы Великобританских островов, где мы уже не спускали с него нашего взора. Нужно сказать, что хотя прошло уже несколько лет, но решительно ничего подозрительного за ним замечено не было: он занимался наукой при многих университетских кафедрах, правда, в такой области, которая заставляет нас держаться все же настороже. Поэтому, когда нам стало известно, что вы также заинтересовались делами Джона Вилкинса, я немедленно же прибыл к вам для подробного ознакомления с вашими данными.