Бунт Хаус
Шрифт:
Глава 18.
РЭН
ЭЛОДИ ДАЁТ СОГЛАСИЕ на мое предложение так, будто перспектива провести со мной следующие три ночи будет настолько травмирующей, что ей понадобится десятилетие терапии после этого. И, возможно, так и будет. Если что, то я знаю отличного парня в Олбани, у которого цены разумные, и я с радостью передам ей эту информацию. Но до тех пор, пока это не произошло, я собираюсь максимально использовать те часы, которые проведу с ней. Она сидит по-индийски на одеяле, используя материал, чтобы прикрыть свои
— Вперед, задавай свои вопросы, — говорю я ей, снова плюхаясь на спину, изображая беззаботность, которой не чувствую.
Вообще-то я далек от беспечности. Это очень рискованный шаг с моей стороны. Я буду предельно откровенен с ней, буду говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды, но это опасно. Элоди может решить, что я ей противен и она действительно не захочет иметь со мной ничего общего. Если это случится, мне придется выполнить условия сделки, которую я заключил с ней, и оставить ее в покое. Только я знаю, как сильно это на меня подействует. Это разрушит меня изнутри, и я ни хрена не смогу с этим поделать. Обещание есть обещание, и я не даю их просто так.
— Откуда ты родом? — спрашивает она, стараясь говорить как можно тише и ровнее.
Элоди изо всех сил старается показать мне, как ей все это утомительно, и делает это чертовски хорошо.
— Я родился в Англии. Точнее, в Суррее. Моя мать была англичанкой. Но мой отец-американец. Из Нью-Йорка. Джейкоби живут в Нью-Йорке с момента основания города. В начале в семье были финансисты. Банкиры и инвесторы. Однако мой дед пошел в армию, а после него и мой отец. Оба сделали карьеру в армии. Для них обоих я сплошное разочарование.
— Потому что ты не собираешься идти в армию?
— О, нет. Я мог бы завербоваться, и все равно был бы самым большим разочарованием, которое когда-либо испытывал каждый из них. Видишь ли, я не традиционный Джейкоби. Я непослушен. — Я смеюсь, произнося это слово, слыша одинаковый гнев в голосах моего отца и деда одновременно. — Я всегда ковырялся в заборах, предназначенных для того, чтобы контролировать меня и держать в узде. Проверял их границы. Мне казалось неразумно не делать этого.
— Если твой отец хоть чем-то похож на моего, то уверена, что все прошло не очень хорошо.
Я печально качаю головой.
— Нет, не особенно. Ты хочешь сказать, что не подчинялась всемогущему полковнику Стиллуотеру?
— Нет, — сухо отвечает она. — Я еще в юном возрасте решила, что мне не нравится боль.
В моем животе образуется узел, затягивающийся до тех пор, пока он не достигает точки, где ему потребуются дни, чтобы распутаться.
— Он причинял тебе боль?
— Да ладно тебе, не надо так удивляться, — с горечью говорит она. — Только не говори мне, что твой не причинил тебе вреда. Это все, что умеют делать, такие люди, как наши отцы. Мы просто сделали разный выбор. Ты стал сопротивляться, а я нет.
Я не могу сказать, звучит ли она сейчас так сердито из-за темы разговора, или это потому, что я заставляю ее остаться здесь со мной. Но вопрос «почему» на самом деле не так уж важен. Мне не нравится резкость ее голоса. Это заставляет
— Нет, — отвечаю я. — Я тоже не люблю боль, малышка Эль, но я не могу позволить ему использовать ее, чтобы контролировать меня. Нельзя никому давать такую власть над собой. Не важно, насколько это больно.
Элоди издает сдавленный, несчастный звук.
— Ты просто еще не знаком с моим отцом. Ты даже не представляешь, как сильно он может причинить кому-то боль.
Мне не нравится, как это звучит. Ни капельки. Зверь внутри меня рычит, низкий, угрожающий рык вырывается из-под зазубренных острых зубов. Он негодует против того, что взрослый мужчина может причинить вред своей собственной дочери. Он требует знать, что произошло в мельчайших деталях, чтобы можно было сформулировать соответствующее наказание за это гнусное преступление. Снаружи я стараюсь сохранить внешнее спокойствие, и мое лицо превращается в пустую маску.
— Тебе скоро будет восемнадцать, — говорю я. — Тогда ты будешь юридически свободна от него.
— Все не так просто, и ты это прекрасно знаешь. Мой отец не из тех людей, которые отпускают только потому, что я стала достаточно взрослой. Он все еще будет контролировать каждый аспект моей жизни, когда мне будет тридцать лет, черт возьми.
Она не выглядит расстроенной, просто смирившейся, что еще хуже, чем если бы она была грустной. Спор с ней на этой стадии нашего хрупкого равновесия не принесет ничего хорошего, поэтому я полностью оставляю эту тему. Наши дерьмовые отцы никуда не денутся, и в этом, собственно, вся проблема.
— Что еще ты хочешь знать? — спрашиваю я.
— В какую школу ты ходил?
— Всегда здесь. В Вульф-Холле.
Элоди, кажется, удивлена этим. Ее глаза искрились от раздражения с тех пор, как она вывалилась из того лаза, как новорожденный олень, но теперь ее раздражение ослабевает, когда она смотрит на меня.
— Правда? Ты никогда не ходил в другую школу? Большинство родителей гоняют своих детей с места на место, пока те даже не вспомнят, откуда они родом.
Черт возьми, как же она чертовски красива. Это все равно что смотреть на чертово солнце — я смотрю на нее чуть дольше секунды, и моя сетчатка грозит взорваться. Ни Пакс, ни Дэшил не сказали бы, что она самая красивая девушка в Вульф-Холле, но для меня Элоди Стиллуотер — самое очаровательное создание, которое я когда-либо видел. Вызывающая пухлость её губ. Всегда слегка неряшливая, нуждающаяся в расческе непослушность ее волос. Яркий, широко раскрытый взгляд, который застает вас врасплох. Ее руки такие чертовски маленькие, что хочется плакать.
Элоди совсем крошечная. Ее талия, плечи, стройные ноги, черт возьми. Как будто она была сделана в миниатюре, детали ее расписаны вручную с непоколебимым вниманием к деталям. Она выглядит так, словно ее нужно завернуть в папиросную бумагу, чтобы она была в безопасности, как драгоценное сокровище. Но что самое интересное? То, что все в Элоди обманчиво. Да, она маленькая, но может постоять за себя. Она сделана из закаленной стали, а не из тонкого стекла, и уж точно не нуждается в защите. Недооценивать ее было бы прискорбной ошибкой. Ошибкой, после которой парень не ушел бы невредимым.