Бунт на «Баунти»
Шрифт:
– Так точно, сэр, вручили, – ответил мистер Кристиан. – И разумеется, мистер Фрейер, как судовой штурман, обсудил с губернатором вопрос о салюте, как то и полагалось офицеру, который занимает его положение. Привести его, чтобы он сам дал вам объяснения?
– Тысяча чертей, Флетчер, меня никакие положения не занимают, – воскликнул капитан, чей тон становился с каждой минутой все более запальчивым: он не любил оставаться в неведении касательно того, что происходило вокруг, особенно когда подозревал, что подвергается неуважению. – Я всего лишь спрашиваю вас, почему салют останется безответным, когда я просто отдал приказ произвести…
– Он должен был получить ответ, – сказал мистер
– Моим рангом? – медленно спросил Блай, словно стремясь поскорее закончить этот разговор, понять, к чему он клонился с самого начала. – Я не…
– Я имею в виду звание лейтенанта, – пояснил мистер Кристиан. – А не капитана. И тот факт, что размеры нашего корабля не заслуживают…
– Да, да, – сказал мистер Блай, отворачиваясь, чтобы мы не могли видеть его лицо, и произнося каждое слово тоном все более сумрачным. – Я понимаю, вполне.
Он несколько раз кашлянул и, подняв ладонь ко рту, на миг закрыл глаза. А когда заговорил снова, голос его прозвучал негромко, подавленно.
– Конечно, Флетчер. Губернатор не сможет ответить на салют того, кто ниже его по званию.
– Боюсь, к этому все и сводится, – негромко сказал мистер Кристиан.
– Что же, мистер Фрейер был прав, осведомив губернатора, – сказал капитан, хотя по тону его было ясно, что он не верит ни одному из этих слов. – Было бы до крайности неудобно, если бы тот узнал всю правду с запозданием, это могло испортить его отношения с Короной.
– Если уж на то пошло, сэр… – начал мистер Кристиан, однако капитан поднял руку, заставив его умолкнуть.
– Спасибо, мистер Кристиан, – сказал он. – Можете вернуться на палубу. Мистер Фрейер там, я полагаю?
– Так точно, сэр.
– В таком случае пусть пока там и остается, чтоб его! Подстегните матросов, мистер Кристиан. Позаботьтесь, чтобы они работали в полную силу.
– Есть, сэр, – ответил тот и покинул каюту.
Я стоял, переминаясь от неловкости с ноги на ногу. Я видел – капитан унижен, но старается, чтобы по лицу его понять это было нельзя. Вопрос о его статусе явно терзал капитана, в особенности потому, что вопрос этот был для команды постоянной темой пересудов. Я старался придумать, что бы ему сказать, как улучшить его настроение, но не мог ничего сообразить, пока не посмотрел налево и не узрел там спасение.
– А вот этот горшок, капитан, – спросил я, указав на четвертый, и последний на полочке, – что в нем?
Он медленно обернулся и посмотрел на меня так, точно намертво забыл о моем присутствии, потом взглянул на последний горшочек и тряхнул головой.
– Спасибо, Тернстайл, – произнес он низким, полным огорчения голосом. – Ты можешь идти.
Я открыл рот, намереваясь сказать кое-что, но промолчал. Выходя из каюты и закрывая за собой дверь, я чувствовал, как корабль набирает плавный ход, а обернувшись, увидел сидевшего за столом капитана, – он не взялся за перо, но протянул руку к портрету жены и нежно провел пальцем по ее лицу. Я плотнее закрыл дверь и решил подняться на палубу, посмотреть на уходившую от нас землю, ибо одному только дьяволу было известно, когда мне доведется снова увидеть ее.
10
А вскоре начались танцы.
Мы шли уже несколько недель, «Баунти» приближался и приближался к экватору, быстро миновав двадцать пять, пятнадцать, десять градусов широты. Я следил за нашим продвижением по картам капитана Блая, многие из них (по его словам) он начертил сам во время его прежних плаваний с капитаном Куком. Я все упрашивал его побольше поведать мне об их совместных странствиях, однако капитан неизменно отыскивал причину отложить эти рассказы на потом,
В эти недели я начал проводить на палубе больше времени и нередко сидел вечерами на корточках в обществе трех-четырех моряков, которые курили трубки, попивали рационный эль и рассказывали друг другу об оставленных ими на берегу женах и зазнобах. Почти каждый вечер кто-то из них становился мишенью для шуточек всех прочих, а время от времени, если один обвинял жену другого в том, что она предается в его отсутствие блуду, вспыхивала драка. Как-то раз я оказался рядом с Джоном Миллуордом, когда тот принялся из-за сущего пустяка выбивать дерьмо трех разных цветов из Ричарда Скиннера. Я ожидал, что находящиеся на палубе офицеры, мистер Кристиан и мистер Эльфинстоун, вмешаются, избавят нас от кровопролития, которое вскоре и последовало, но, к моему удивлению, они повернулись к драке спиной и отошли подальше. Тем же вечером, несколько позже, мистер Кристиан шел к себе в каюту и поддел носком сапога мою койку, да так, что я не только проснулся, но и полетел на пол, который при встрече с моей головой причинил ей изрядную боль.
– Тысяча чертей! – изумленно взревел я, потревоженный в самой середке приятного сна, в котором я был богатым, преуспевающим человеком, горячо любимым бедными, но счастливыми слугами, каковые трудились на моих фермах и всячески ублажали меня долгими темными вечерами. – Какого?..
Впрочем, вопроса моего я не закончил, поскольку, взглянув с пола вверх, увидел стоящего надо мной помощника штурмана, который смотрел на меня, презрительно покачивая головой.
– Попридержи язык, Турнепс, юный ты негодник, – сказал он, наклоняясь и предлагая мне руку. – Я намеревался всего лишь разбудить тебя, а не выбрасывать из койки. Ты у нас что, из нервных? Никогда не видел столь дерганого малого.
– Нет, мистер Кристиан, – ответил я, поднимаясь на ноги и стараясь вернуть себе достойный вид. – Нервы у меня крепкие. Однако и к пинкам по заднице в самый разгар ночи я не привычен.
Слова эти слетели с моих губ прежде, чем мне удалось оценить их разумность, и я почти сразу проникся сожалениями, поскольку увидел, как с лица мистера Кристиана сходит улыбка, как сужаются его глаза. Я потупился и погадал, не собирается ли он продолжить начатое и погнать меня пинками до борта, а там и отправить за него. Единственное, решил я, что способно удержать мистера Кристиана от такого поступка, так это пот, которым он вдруг да и обольется, пот же, в свою очередь, испортит гладкость его черт и повредит прическу, а ничего страшнее мистер Кристиан вообразить себе не мог.
– Во-первых, сейчас не разгар ночи, Тернстайл, а поздний вечер, – сказал он наконец, явно стараясь справиться с гневом. – И когда капитан находится наверху, его мальчишка-слуга обязан быть рядом с ним, капитан же сейчас на палубе. А во-вторых, следует ли мне заключить, что от внезапности пробуждения ты на миг забыл, кто ты есть, и не смог понять, к кому обращаешься?
Я, отрезвленный, смиренно кивнул, а подняв взгляд, увидел вернувшуюся на его лицо тень улыбки и с облегчением понял, что в железа меня до конца нашего плавания не закуют.