Бунт на корабле
Шрифт:
Своим напевом эта печка связывала нас, и мы были благодарны ей, мы по-настоящему любили ее.
5
Мы познакомились с владельцем замка. Со стариком, бароном. Это произошло в его лесу, тут мы собирали ветки для нашей печки.
Он подошел. Мы разговорились. Он посмотрел на нас, на мой уже обветшалый мундир, на истоптанные сапоги.
Да, конечно, мы можем собирать дрова. Столько, сколько нам нужно. Пожалуйста, сделайте одолжение, — сказал этот старый барон.
Потом мы еще раз встретились.
Да, да, пожалуйста, говорил он. Позвольте помочь отнести ваши дрова. А потом я попрошу вас, идите со мной, вы будете моими гостями, вы посмотрите замок моих предков. Идемте.
Хорошо, говорили мы, спасибо, барон. И он помог тащить вязанку хвороста к нашему домику, а потом мы пошли вместе с ним.
Мы были в этом старом, тяжелом, трехэтажном доме, прислонившемся к замку и к скале, на которой стоял громадный крест.
Мы осматривали замок, ходили по истертым каменным ступеням, выбитые цифры говорили о девяти столетиях баронского герба.
Медленно, тихо рассказывая, провел барон по своим громадным, холодным комнатам. Их было очень много, двадцать или двадцать две было комнаты, и каждая встречала суровым рисунком бронзовых гербов.
На каждой двери была надпись. Была здесь и «Голубиная», была «Розовая», была «Фарфор», была даже комната «Последнего дня». И о каждой комнате рассказывал барон, листая страницы своего рода.
«Комната книг». Была она какая-то странная, неправильной, необычной формы комната. Справа у окна стоял громадный письменный стол, и на нем уродливый, из какой-то кости или дикого камня сделанный письменный прибор. Слева и в глубине комнаты стояли шкафы и полки с книгами.
Книги были разные: взгляд отдыхал, такое богатство книг на разных языках было собрано здесь.
Мое сердце не могло не вздрогнуть. За стеклом, в роскошных переплетах, стояли томы Толстого, Достоевского, Лескова, Тургенева и еще много славных имен русской литературы.
Я задохнулся. Барон, сказал я, скажите, неужели… И он спокойно по-русски ответил и попросил меня подойти к этому шкафу, да, вот сюда, и взять, и посмотреть… И я вынул несколько толстых книг. Это был Лесков и Тургенев на немецком языке. Но я все-таки еще не понимал, почему я должен рассматривать эти книги. И только через мгновение я, что-то уже предчувствуя, открыл книги и прочитал две строчки, стоящие на титульном листе. Эти книги были переведены человеком, носящим фамилию барона.
— Скажите, барон, это…
— Да, это я переводил русских классиков…
И когда мы уже выходили, я остановился около шкафа у окна; он был закрыт. И здесь у вас книги? — спросил я, и барон открыл его, и мы увидели несколько полок, и на них были книги, носящие имя барона.
— Позвольте, барон, значит — мы знакомы с вами не со встречи в лесу… много раньше, вот в этих книгах мы уже знали о вас…
Мы еще долго говорили. О многом, и об этих днях, и я говорил о себе, не о замках, а об обыкновенной русской земле. И он внимательно слушал, и мне было легко говорить, потому что он понимал самые тончайшие оттенки моего материнского языка.
И тут я сказал барону, что, вот, мы построили себе печку, и печка эта на чужой земле создала нам уют.
— Да, — задумчиво ответил старый барон, — это я понимаю. Печка, да…
— Но это еще не все, — торопливо остановил я барона, — наше печка поет, она создает удивительное очарование своими напевами. Если бы не это, сказал я барону, нам было бы очень тяжело жить…
И уже выйдя из замка, уже направляясь к себе, мы долго еще ощущали атмосферу этих комнат, хранивших в себе прошлое, неповторимое и немножко грустное.
6
Через два дня, под вечер, к нам в избушку пришел барон. «С ответным визитом», — улыбаясь, сказал он. У нас не было стульев. Два пня заменяли нам кресла, и мы усадили барона на самый лучший пень.
— Я пришел предложить вам одну из комнат в моем доме, — сказал барон. — Прошу вас переехать… вернее, перейти..
Мы благодарили барона. Мы говорили ему, что нам трудно решиться на это. Нам так тихо и хорошо здесь. И потом, сказали мы, послушайте, барон, мы сейчас разожжем дрова. Вы только послушайте, барон, говорили мы и торопились.
И когда вспыхнули ветки в нашей печке, когда она обогрелась, мы никогда еще не слыхали такого радостного и полного напева. Мне даже казалось, что так поет печь только потому, что к нам пришел такой хороший гость.
Старый барон сидел, задумавшись. Мы молчали и смотрели на этого потомка рыцарей и думали, что этот простенький напев нашей печки будил в его крови уже затухающие картины того прошлого, когда и пень, и солома, и треск дерева еще жили настоящей, полнокровной жизнью.
7
Было уже темно, и мы провожали барона. Он шел спокойно, высокий, прямой и по-особенному несущий голову., Прощаясь, он сказал:
— Да, я вам немножко завидую… Знаете что: не лишайте меня удовольствия. Переходите жить ко мне… а в какие-то дни мы будем посещать эту горную развалившуюся избушку и сидеть и слушать вашу певчую печку…
Слезы
Это случилось в то время, когда у берегов Святого озера только что появился Чудесный Человек с проповедью любви. Человек шел тихо. Он надолго задерживался в поселках рыбаков и около пастушьих костров. Он не торопился. Но далеко впереди Него бежала и бежала молва и когда слух о Нем пронесся по всей Иудее и достиг Рима, к Нему начали стекаться многие. Приходили мудрецы для того, чтобы посмеяться над Пророком, возвещающим новую религию. Самонадеянно приближались к Нему обладатели неизмеримых богатств. Эти были окружены слугами и телохранителями, и хвастались своим могуществом, силой драгоценного камня и металла, какой не имели и цезари Вечного города. Надменно приближались прославленные римские воины, чтобы с презрением взглянуть на Того, кого называют царем, хотя у него нет ни одного копьеносца, ни одной боевой колесницы.