Бунтарь Иисус : Жизнь и миссия в контексте двух эпох
Шрифт:
Три кратких выражения
Итак, мы могли убедиться в том, что ранняя парадигма и парадигма возникающая дают нам разные портреты Иисуса. Это породило очень разные версии рассказа о нем. В главе 1 я уже описывал некоторые такие отличия и говорил о том, как они влияют на понимание христианской жизни. Сейчас я намерен снова вернуться к этой теме, используя три всем знакомых выражения.
«А что бы сделал Иисус?»
Вопрос «А что бы сделал Иисус?» впервые обрел популярность более ста лет назад после выхода в 1897 году бестселлера Чарльза Шелдрна «По Его стопам: „А что бы сделал Иисус?“» (Charles Sheldon, In His Steps: «What Would Jesus Do?»). А примерно десять лет назад эта фраза вновь сделалась знаменитой, чаще всего ее употребляют христиане
Это правильный и важный вопрос. Но наш ответ на него зависит от наших представлений об Иисусе. Какой это Иисус? Тот, кто говорит, что нам важно верить в него, чтобы мы жили вместе с ним вечно? Иисус, который скоро придет снова и станет судить мир? В этом случае Иисус постарается обратить людей, чтобы они уверовали в него. Или это Иисус, который учит суровым моральным принципам? В этом случае, вероятно, он предложил бы нам правила нравственной чистоты, многие из которых касаются сексуальной жизни.
Я не знаю, как на этот вопрос отвечают в тех кругах, где широко используют это выражение. Я же хотел сказать, что на ответ на данный вопрос влияет наш образ Иисуса. Что бы сделал Иисус в современном мире, если мы воспользуемся тем наброском его жизнеописания, что представлено на этих страницах? Быть может, он снова нарушил бы порядок в храме — бросил бы вызов нечестивому союзу религии с империей. Я думаю, он говорил бы об опасности применения насилия в отношениях и о тщетности такого подхода. Он говорил бы о сострадании и справедливости как о важнейших добродетелях, которые появляются там, где на первое место ставят открывшегося ему Бога. И конечно, он говорил бы о том, как важно углублять свои отношения с Богом. Без этих отношений стремления Иисуса были бы лишены всякого смысла.
«Любит Иисус меня — я это знаю»
Эти слова также всем знакомы. Многие из нас пели их в детстве. И мне не раз рассказывали о том, что Карл Барт видел в этих словах краткое изложение христианского благовестия. Барт (1886–1968) был одним из двух самых знаменитых богословов протестантизма XX столетия. Он написал массу трудов, в том числе десятитомный труд по систематическому богословию, полный удивительных мыслей и богатый по содержанию, который занимает несколько тысяч страниц. В 70-х годах Барт единственный раз ездил с выступлениями по США, и тут на одной из пресс-конференций его спросили, может ли он изложить свое богословие в одном предложении. Он ответил: «Любит Иисус меня — я это знаю». Мне неизвестно, попросили ли его прокомментировать этот ответ. Я понимаю, что эта фраза куда более провокативна, богата смыслом и радикальна, чем мне казалось в детстве.
Это подводит нас к одному вопросу. Допустим, мы согласны с тем, что фраза «Любит Иисус меня — я это знаю» действительно отражает основы христианской жизни. Что тогда? Что из этого следует? Это немаловажный вопрос. Если кто-либо может сказать из глубины своего существа: «Любит Иисус меня — я это знаю», — что из этого вытекает? Что это значит для тебя, что это значит для нас? Если я знаю, если мы знаем, что Иисус нас любит?
И что будет, если мы ответим на эту любовь? И каким образом мы можем на нее ответить? Очевидно, мы должны любить то же, что и он. А что любил Иисус? И снова мы видим: все зависит от того, как мы рассказываем о нем.
«Ибо так возлюбил Бог мир»
Все мы знаем эти слова, с которых начинается, быть может, самый известный стих из всего Нового Завета: Ин 3:16. Вот этот стих целиком:
Ибо так возлюбил Бог мир, что дал Сына Единородного, чтобы каждый верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную.
Хотя этот стих всем нам хорошо знаком, он способен нас удивить. Рассмотрим его по частям. «Так возлюбил Бог мир» — тут говорится не о христианах, не об избранных, не о церкви, но о нашем мире. Бог неравнодушен к этому миру. Христиане нередко боялись любить мир, потому что им казалось,
Как сильно Бог любит этот мир? Настолько, что он «дал Сына Единородного». У Иоанна это выражение указывает не на крестную смерть Иисуса ради заместительного искупления грехов, но на его воплощение в целом. Бог настолько возлюбил мир, что воплощенный Бог в Иисусе стал частью мира, стал уязвим в этом мире и разделил его судьбу. Любить мир значит любить его так, как Бог во Иисусе возлюбил мир, это значит отдать свою жизнь за него.
«Каждый верующий в Него [Иисуса]» — здесь, как это чаще всего бывает в Новом Завете, говорится не о вере в доктрины об Иисусе, но о любви. Иисуса надо «возлюбить», а сюда входит решимость, верность, преданность, а также доверие возлюбленному. И что из этого следует? Такой человек «не погибает, но имеет жизнь вечную». Как мы уже говорили раньше, «вечная жизнь» в Евангелии от Иоанна — это не жизнь в загробном мире, но «жизнь грядущего века». И такая жизнь грядущего века может начаться для нас уже сейчас, если мы поставим на первое место Бога, явленного нам в Иисусе. Иисус уже сейчас «воскресение и жизнь», как говорит Иоанн в другом месте, он есть путь от смерти к жизни.
Этот стих говорит главным образом о том, что Бог желает благоденствия нашему миру. Вот почему он «дал Сына Единородного», вот почему произошло воплощение: Иисус жил ради этого мира. Любить мир так, как его любит Бог, означает любить мир так, как любил его Иисус. А как Иисус любил этот мир? И опять мы видим, насколько важно, как мы рассказываем об Иисусе, от этого зависит наш ответ.
Христианская жизнь
Сначала я предложил назвать эту книгу так: «Возникающий Иисус для возникающего христианства». Это название отвергли, и это хорошо. Это название отражало одно из важнейших положений данной книги: от того, как мы видим Иисуса, зависит то, как мы понимаем христианство. Представления об Иисусе определяют наши представления о том, что же самое важное в христианстве. И потому «возникающий» Иисус, которого мы видим через призму исторически-метафорической парадигмы, неотделим от возникающего христианства.
И теперь я хочу сказать о тех представлениях о христианской жизни, которые вытекают из такого понимания Иисуса. Разумеется, я уже рассматривал эти вещи — и прямо, и косвенно. Поэтому буду краток:
• Это жизнь, в которой на первом месте Бог, священное. Так жил Иисус. Это же касается всех великих мировых религий. Уникальность христианства состоит в том, что это Бог, явленный в Иисусе.
• В такой жизни происходят два вида изменений. Для простоты я называю их личным и политическим. Христианская жизнь заключается в преображении жизни, которая становится подобной жизни Христа («от славы в славу», как говорит Павел), а также в том, чтобы мы, как и Бог, желали царства Божьего. Личный и политический аспекты соединяются воедино на «крестном пути» — этот образ говорит и о личном преображении жизни, и о столкновении с системами господства этого мира.
• В такой христианской жизни вероучение вторично, а не первично. Христианство — это скорее «путь», по которому надо идти, нежели набор истин, в которые надо верить. Практика тут важнее «правильных» представлений. Конечно, представления нельзя отбросить, они очень важны. Но вера направлена не на них. «Объектом» верности является Бог — и если мы говорим о христианах, то это Бог, явленный в Иисусе.
• Это жизнь глубокой верности и мягких убеждений. Это глубокая верность, потому что она затрагивает все бытие человека. Это мягкая уверенность, потому за ней стоит осторожное обращение с конкретными формулировками, выражающими христианскую веру, в том числе и с доктринами. Эти формулировки созданы людьми. Их надо ценить, но когда нужно, можно искать новые слова. Глубокая верность Богу не то же самое, что догматическая уверенность относительно каких-то положений веры.