Буря Теней
Шрифт:
Над не й стояла черноволосая женщина с кожей бледной, как алебастр, и глазами тёмными и глубокими, как пронизывающие воздух тени.
Но нет, над ней нависла тень женщины высотой до небес. В этой фигуре мерцали звёзды, древние и блеклые,
Элирил пыталась сделать вдох. Сердце колотилось, и с каждым ударом её тело сменяло плоть на тень и обратно. Зрение затуманилось, когда в глазах выступили слёзы.
Она попыталась заговорить.
— Это чересчур, госпожа. Чересчур.
— Это лишь начало, - ответила Шар.
– Твоя часть исполнена. Ты послужила мне, жрица, и я пришла.
Тело Элирил содрогнулось от похвалы богини, несмотря на слабость. Шар изучала её холодными глазами, и Элирил дрожала под тяжестью этого взгляда.
— Я безумна, госпожа?
– спросила она, страшась получить ответ.
– Это всё по-настоящему?
Шар прижала палец к губам.
— Шшш. Это секрет.
Она улыбнулась, но более холодного выражения Элирил никогда не видела. Шар потянулась к ней, и ледяные, беспощадные пальцы, существовавшие столько же, сколько само сущее, закрыли ей веки.
Она почувствовала вспышку невероятной агонии, следом — откровение, а потом была пустота, вечная пустота.
Я сижу за столом в храме, ожидая возвращения Кейла и Ривена. Теневые ходоки присматривают
Но тьма во мне. И она растёт.
Слова срываются с языка, прежде чем я успеваю обдумать их значение. Злые слова. Чувства, которые призывают демона из тёмной дыры в моей душе. Могущественная жажда насилия, жажда убийства. Я пытаюсь сосредоточить её на Ривалене, на Кессоне Реле, но этому импульсу всё равно.
Чтобы убить то, что растёт во мне, мы должны убить бога.
Не знаю, возможно ли это. Я видел сомнение в глазах Кейла. Он боится за меня.
— Мы должны уйти на время, - говорит Наян, предводитель теневых ходоков.
Я киваю. Я не хочу, чтобы они уходили, но не могу заставить себя попросить их остаться.
Они молча исчезают в сумерках. Я думаю о том, что сказал мне на ухо отец в Кании: «Один из вас должен умереть, шейд или ты, прежде чем это закончится. Что выбираешь?»
Я беру в руку нож Ривена и прикладываю его к запястью. Это будет просто, единственный порез. Но я не могу. Я не знаю, человек или изверг жаждет самоубийства. Я втыкаю нож в стол.
Слезы бегут по щекам. Я наблюдатель, следящий за тем, как сам погружаюсь во зло.
Изверг смеётся над моей слабостью.
Я заталкиваю его вглубь — на этот раз — но знаю, что скоро уже не смогу это сделать.