Буря Жнеца
Шрифт:
Дважды были проломлены главные ворота; дюжина агентов погибла, оттесняя озверевших горожан. Теперь проход блокирует огромная баррикада из мебели, горелых балок и всякого мусора. По мокрым, вонючим плитам двора снуют вооруженные люди, неловкие в тяжелых солдатских доспехах. Мало кто из них говорит, мало кто готов встретиться глазами с приятелями. Боятся, что взгляд выдаст охватившее их паническое, тупое ошеломление…
Мир не должен так себя вести. Народ должен быть покорным; вожаков надо изолировать и подкупать тугим кошелем – а если не получится, скрытно уничтожать. Однако агенты не могут выйти на улицы
Обширная сеть порвалась.
Все было бы просто, понимал Танал Ятванар, если бы дело заключалось в переговорах по освобождению заключенных. Толпа быстро успокоилась бы. Но эти люди за пределами квартала – не друзья и приятели сотни ученых, интеллектуалов и художников, запертых в подземных камерах. Им плевать на пленников, они с наслаждением увидят их сгоревшими вместе со всем зданием. Во всех событиях нет и следа благородных побуждений. Всего лишь жажда крови.
«Разве удивительно, что мы были нужны? Контроль. Контроль над основными, низшими инстинктами. Поглядите, что теперь происходит».
Он стоял у главной двери, глядел на патрулирующих двор агентов с пиками. Иногда раздавались выкрики, требующие освобождения Теола Беддикта. Толпа хочет сама растерзать его. Порвать в клочья. Больших Топляков, что намечены на заре следующего дня, недостаточно, чтобы удовлетворить жажду озверелых людей.
Но Теола не выпустят, пока Карос Инвиктад остается при делах.
«Да, если его выдать, все успокоится. А мы сможем начать снова. Да. Будь я во главе, они получили бы своего Теола Беддикта. С моим благословлением.
Но не Джанат. Нет, она моя. Навсегда». Он был потрясен, обнаружив, что у нее осталось слишком мало воспоминаний о прежнем пленении; но тем большее удовольствие доставила ему возможность обучить ее заново. «Ха. Обучить учительницу. Мне нравится. Карос Инвиктад оказал любезность, отдал ее мне». Сейчас она прикована к кровати в тайной камере, и он навещает ее днем и ночью. Даже когда толпы ревели у стен и агенты гибли, отгоняя их, Танал предпочитал лежать на ней. Она быстро научилась говорить то, что нужно, просить добавки, шептать о неумирающем желании (нет, он не заставляет ее произносить слово «любовь», потому что любовь умерла. Навечно). Слова о желании скоро превратятся для нее в реальность.
Внимание. Избавление от одиночества. В последний раз она даже закричала, выкрикнула его имя, страстно выгибая спину и звеня кандалами.
Она зовет его, Танала Ятванара, с раннего детства знавшего, что создан для величия. Разве все они не талдычат об одном? Да, он нашел себе идеальный мир. Наконец-то. И что? Весь треклятый город разваливается, угрожая отнять новое богатство.
«Все по вине Кароса. Он отказывается выдать Теола Беддикта, он проводит все время, глядя в маленькую деревянную коробку с двухголовым жуком – ха – он превзошел жука в тупой, одурелой настырности. Да, в этом
Он подозревал, что не сумеет дождаться такого зрелища. Толпа слишком голодна.
За стенами наступило временное затишье; но что-то огромное, тысячеглавое кишит на той стороне канала Ползуна. Скоро оно пересечет Дальние Окраины и проложит путь к Северным Ярусам. Он слышал тяжелое содрогание, чуял прилив тьмы, затопивший улицы, бьющийся в устья аллей, покрывший черной кровью проспекты и площади. Он мог унюхать в дымном воздухе примесь его алчности.
«Оно идет за нами. Но я не стану ждать. Даже ради Кароса, Главы Истых Патриотов. Самого богатого человека империи».
Он позволил себе слабую усмешку. Затем повернулся и вошел в здание. Вдоль по пыльному коридору, бездумно хрустя коркой, оставшейся там, где тащили тела мертвых и умирающих. Запах застарелого пота, упущенной мочи, кала – не лучше, чем в камерах – «о да, разве мы теперь не пленники? Мы заперты и ожидаем смертного приговора – петля тянет шеи с силой десяти тысяч доков, и вокруг лишь темные воды».
Еще одна забавная мысль, еще один образ, который стоит записать в личном дневнике.
Вверх по лестнице. Сапоги стучали по отесанному песчанику. В коридор, ведущий в святое святых, в личный кабинет Кароса Инвиктада. Его собственную камеру. Никаких охранников – Карос уже не доверяет никому. «Кроме меня. Это будет самой главной его ошибкой».
Он дошел до двери толкнул створку без стука. Вошел и замер.
В комнате смердело. Источник запаха растянулся в кресле напротив бюро Блюстителя.
Теол Беддикт. Весь в грязи, в порезах, царапинах и синяках – похоже, запрет Кароса на грубое обращение уже не соблюдается.
– У меня гость, – бросил Блюститель. – Тебя не звали, Танал Ятванар. Более того: я не слышал стука! Новое доказательство растущего непослушания.
– Толпа нападет снова, – сказал Танал, метнув взгляд на Теола. – Еще ночью. Я думал, что должен уведомить вас о слабости обороны. Боюсь, в этот раз они прорвутся.
– Слава убивает, – пробормотал сквозь разбитые губы Теол Беддикт. – Я не решился бы рекомендовать стремление к славе.
Карос Инвиктад еще немного посверкал глазами на Танала. – В тайной комнате – да, я уверен, что тебе она известна, так что уточнения не нужны – в той комнате, Танал, ты найдешь сундук, набитый деньгами. Собери раненых, пусть наполняют монетами мешки. Мешки отнести к агентам на стенах. Это и будет нашим оружием.
– Может стать хуже, – заметил Теол, обогнав мысль Танала. – Вдруг они решат, что внутри денег гораздо больше?
– Они будут слишком заняты дракой, чтобы думать, – рассеянно ответил Карос. – Теперь, Танал, если других дел нет, иди к милой жертве. Не сомневаюсь, она страстно жаждет твоего пакостного внимания.
Танал облизал пересохшие губы. Уже время? Готов ли он?
И увидел в глазах Блюстителя полнейшее понимание. Оно проморозило Танала до костей.
«Читает мысли. Он знает все мои мысли».