Буря Жнеца
Шрифт:
Летерийский офицер вышел с поднятыми руками. – В тронном зале никого нет, – сказал он. – Император мертв – его тело на арене…
– Тогда ведите нас туда, – потребовал Быстрый Бен, сверкнув глазами на Скрипача. – Я хочу лично убедиться.
Офицер кивнул: – Мы только что оттуда, но как скажете…
Скрипач махнул солдатам, приказывая идти, и зловеще улыбнулся Улыбе: – Сделаешь это потом, солдат…
Она оскалилась, словно собака над добычей; затем вытащила нож и двумя решительными взмахами отрубила холеные руки старика.
Тралл
В коридорах и палатах Вечной Резиденции царит хаос. Позже он попытается отыскать родителей… хотя он не верил, что найдет их. Они ушли со всеми остальными Эдур. Назад, на север. На родину. Итак, и они в конце концов бросили Рулада, младшего сына.
Почему же он не шевелится? Почему не возвращается?
Подойдя к Руладу, он опустился на колени. Положил копье. Нет руки, нет меча.
Он протянул руку и поднял голову брата. Тяжелая. Лицо столь изуродовано шрамами, столь искажено болью, что его трудно узнать. Положил голову себе на колени.
«Уже дважды я делаю это. И снова лицо брата остается слишком застывшим. Слишком безжизненным. Это так… неправильно».
Как-то он попытался в последний раз урезонить младшего брата, воззвать к тому Руладу, какого знал раньше. До всего… До того дня, когда в глупом, но вполне понятном рвении брат схватился за рукоять найденного в ледовых полях меча.
Потом Рулад в припадке слабости объявил Тралла Сенгара отсеченным. Мертвым в глазах всех Эдур. Приковал его к камню, заставив ожидать медленной смерти от наводнения.
Тралл пришел, чтобы просить прощения. Это было криком сердца, криком, который не утихал в нем все это время. «Ты был ранен, брат. Так ранен. Он изрубил тебя, бросил полумертвым. Он сделал то, что было нужно для окончания кошмара. Но ты все понял не так. Ты не смог.
Вместо этого ты видел, что братья бросают тебя.
Так что, брат мой, простишь ли ты меня, как я простил тебя?»
Разумеется, ответов не будет. Не от этого навсегда застывшего, опустошенного лица. Тралл пришел слишком поздно. Поздно для того, чтобы прощать, поздно для того, чтобы быть прощенным.
Он гадал, не предвидела ли Серен то, что он найдет здесь.
Мысль о ней заставило дыхание застрять в горле. О, он не знал, что такая любовь может существовать. Сейчас – пусть вокруг пепелище – будущее распускается словно бутон, и аромат его превосходит воображение.
«Вот что такое любовь. Наконец я вижу…»
Нож вошел под левую лопатку, сразу пронзив сердце.
Широко раскрыв глаза от внезапной муки, от удивления, Тралл отпустил голову Рулада, и она упала ему на колени, выскользнув из ослабевших рук.
«Ох,
Ох, прости меня».
Оскаливший зубы Сиррюн Канар отступил, вытаскивая нож. Последний Тисте Эдур. Убит его собственной рукой. Чистое правосудие еще существует в мире. Он очистил Летерийскую Империю ножом, и поглядите, как сочится кровь, оросившая рукоять.
Удар в сердце, итог неслышного подкрадывания по песку. Последние три шага он сделал не дыша. Благословенная тень лежала под ногами – она не могла упасть вперед, предупреждая мерзавца. Был миг, когда над песком пронеслась иная тень – тень совы, но глупец и ее не увидел.
Да, солнце стоит в зените.
Все тени съежились, трепеща перед гневным правителем небес.
Он провел языком по лезвию, ощутив вкус железа – дар столь горький, что его холодное касание приводит в экстаз. Отошел. Тело упало набок, прямо на дурацкое копье дикаря.
Варвар умирает. Как и должно. Во имя цивилизации.
Он услышал шум на другом конце арены и резко повернулся.
Стрела вонзилась в плечо, заставив его отпрянуть; споткнувшись о два трупа, он повернулся боком и упал прямо на рану.
Вспыхнула безумная боль.
– Нет, – застонал Еж, прорываясь мимо Корика. Тот повернул голову, на лице было написано недовольство.
– Чтоб тебя, Корик! – крикнул Скрипач.
– Нет, – сказал Быстрый Бен. – Ты не понимаешь, Скрип.
Корик пожал плечами: – Извини, сержант. Привычка.
Скрипач следил за Ежом и Беном, прошедшим к трем лежащим на песке телам. Сапер, не обратив внимания на проткнутого летерийца, склонился на колени перед одним из Эдур.
– Видите монеты на втором? – спросил Каракатица. – Припаяны…
– Это был император, – сказал приведший их капитан. – Рулад Сенгар. Другой Эдур… его не знаю. Но, – добавил он, – кажется, ваши друзья знают.
Да, Скрипач и сам это видел. Казалось, в этом месте не осталось ничего, кроме боли. Это ловушка для предсмертных выдохов, и необычный, отчаянно – визгливый вопль Ежа придал им голос. Потрясенный Скрипач поглядел на солдат. – Займите оборону, все. Капитан, вы и прочие пленные встанете у стен и не будете двигаться, если ходите остаться в живых. Корик, спокойно опусти чертов самострел. Лады?
Затем Скрипач направился к друзьям.
И чуть не сбежал, увидев на лице Ежа тоску столь явную, столь… почти непристойную.
Быстрый Бен повернул голову и бросил Скрипачу предостерегающий взгляд. Потом колдун подошел к другим телам.
Трепещущий, смущенный Скрипач двинулся за ним. Встал, поглядел на солдата.
– Будет жить.
Еж проскрипел сзади: – Нет, не будет.
Казалось, этот голос не принадлежит человеку. Скрипач обернулся в тревоге и заметил, как Еж глядит в глаз Бену – словно между ними происходит бессловесное общение.