Бус

Донина Елена

– Жень, до вечера.

– Ага, я зайду, – Женька обернулся и увидел чуть ниже Люсиного затылка какой-то вытатуированный орнамент. И мне показалось, что он внутренне поморщился. Позже, на прогулке, он подтвердил мою догадку.

– Татуха?! Это глупо. Мама бы никогда не сделала!

Глава третья

После перепланировки, а попросту сноса стен (уцелела только ванная и санузел), наша квартира представляла собой одну большую комнату. Хозяин объяснял это безусловным комфортом. Действительно,

зачем ему лишние углы?

В зоне прихожей находились сохранившиеся комнаты, дальше, по уже несуществующему коридору, на месте кухни, располагалась спальня – собственно кровать, комод и огромный шкаф, казалось вросший в стену. Остальное пространство было зонировано на кухню и гостиную. Всё просто, стильно, современно.

Я лежал на своём месте – в углу возле спальни, и смотрел на Глеба, сидящего на стуле посреди гостиной. Люся, вооружившись, гребнем, перчатками, миской с краской и кисточкой стояла сбоку от Глеба, который, казалось, замер в жутком нетерпении.

– О-о-о, друг мой, да ты седой совсем, – Люся сделала несколько лёгких движений, раздвигая короткие волосы на пробор.

– Люся! – Глеб недовольно закинул ногу на ногу, пошелестев пеньюаром.

– Не боись, седовласик, сейчас всё исправим, – она поцеловала его в щёку. – Стричься точно не будем?

– Не надо, – уверенно ответил Глеб, «глядя» вперёд своими, можно сказать, недвижимыми глазами.

– Хозяин-барин, – равнодушно согласилась Люся и нанесла первый мазок на отросшие корни аккуратной стрижки.

Я чихнул – не выношу этот едкий запах.

– Будь здоров! – сострила Люся, за что и получила мой недовольный взгляд.

– И вообще, ты в этом виновата, – якобы завёлся обиженный Глеб, на самом деле, таким образом, он просто поддерживал беседу.

– А что нельзя человеку поболеть?!

– Человеку можно, а богине – нет.

Люся довольно улыбнулась. Он знал это и тут же точным движением схватил её за ягодицу.

– Угомонись, а то сейчас всю морду раскрашу. У меня вообще-то муж есть.

– Но у меня-то нет!

Люся слегка рассмеялась, прифыркнув губами.

– Выходи за меня замуж, а?

– Ага! На хренась мне такое седое чудовище?

– Люся, у стен есть уши, – тихо процедил Глеб.

– Ты – педант, Глеб. Жуткий педант. Вот я – женщина, парикмахер, и то бывает, с отросшими корнями хожу.

– Ну, какая ты после этого женщина и парикмахер, ты…, – не договорив, он резко отвёл голову в сторону, догадываясь, что Люся слабенько треснет его кистью по макушке.

– Сиди ровно!

– Сижу, и на тебя не гляжу.

– Юморист, да?

Через два часа они расстались как влюблённые любовники. Пока богиня-парикмахер втискивалась в гибрид туфель с кедами, Глеб, целуя, попытался незаметно положить в её сумку деньги, но опытная в этих делах, Люся поймала его за руку.

– Это за покраску.

– Ладно, – быстро согласилась рыжая, и ещё раз поцеловала. – Красавчик! – и проведя рукой по его свеже покрашенным волосам, открыла дверь и по подъезду разнеслись удаляющиеся прыжки и перескоки, по которым было

понятно, что она, если не счастлива, то очень близка к этому. Глеб улыбнулся и, закрыв дверь на два оборота, повернулся ко мне.

– Ну что, теперь можно и девчонок клеить? – он усмехнулся, и быстро поводив рукой ото лба до макушки, слегка взлохматил волосы. – Какой из меня педант? Люся меня плохо знает.

Тут усмехнулся я – никто не знал Глеба лучше меня.

Мы перешли на кухню. Глеб открыл шкаф и достал глиняный китайский чайничек и пакетик из золотистой фольги. Он всё делал чётко и аккуратно – ни одной просыпанной чаинки, ни одной пролитой на стол капли кипятка.

– Давай, решим, что будет мять? – обратился Глеб ко мне и открыл холодильник. Я, всё это время терпеливо просидевший возле него, как-то воспрял духом и вильнув хвостом, с удовольствием посмотрел на освещённые полки незаменимого агрегата.

– Так, что тут у нас осталось от Нинель Юрьевны?

Глеб открывал кастрюли одну за другой и нюхал содержимое.

– Котлеты, рис, рулька, – Глеб повернул голову ко мне – я начинал нервничать. – Так, ну, рис однозначно…, надо доесть. Котлеты – их много. Уж, извини, – Глеб поставил на стол две серебристые кастрюли, и закрыл холодильник. – Давай, договоримся – полы помоешь, получишь рульку.

Я максимально выразительно, но негромко протестующе взвизгнул.

– Правильно, салат же ещё! – Глеб щёлкнул пальцами и, погремев овощными ящиками, достал миску с парой огурцов и помидоров, и плавно вытянув из подставки нож, приготовился резать.

Раздался звонок в дверь.

Глеб посмотрел на меня, как бы интересуясь моей версией, и направился в прихожую. Я, естественно, следом.

Точным движением крутанув защёлку, Глеб открыл дверь и по ворвавшимся в квартиру запахам немытого тела, палёного алкоголя и ещё Бог знает чего, точно определил гостя.

Витёк жил в квартире, некогда принадлежавшей человеку криминальной судьбы. Куда, в конечном счёте, судьба его забросила, неизвестно, но пустовавшая несколько лет жилплощадь мистическим образом обрела нового хозяина – Витька. Квартиру эту, то бишь, предыдущего и нового владельца, обожал весь дом. Мол, живи, сосед, сто лет, но где-нибудь подальше, например, на кладбище. Этакий чёрный кот. Витёк не унывал, и как бы промежду прочим предупреждал, что в наследство ему досталась пуленепробиваемая дверь.

– Привет, Глебка! – как всегда первым поздоровался Витёк. Он забавно называл Глеба не Глеб Алексеевич или хотя бы Глеб, а так, по-братски, Глебка.

– Виктор, добрый день!

Лицо гостя было похоже на резиновый мяч, который проглотил несколько маленьких мячиков, и они прыгали внутри, растягивая лицо в самых непредсказуемых местах. По цвету этот мяч, был, пожалуй, ближе к старой свёкле или зрелой сливе.

Глеб всегда давал ему в долг – незначительные суммы на незначительные сроки. Однако насколько неправдоподобным бы это не казалось, но если в сроки сосед частенько не укладывался, то возвращал всегда всё до рубля, мелочью, но точно.