Былое и думы собаки Диты
Шрифт:
Затем ритуал «чистоплюйства» продолжается: на каждое пальто Ба надевает какой-нибудь плащ — «от пыли!» — и тоже застегивает на все пуговицы.
Почему-то почти все плащи у нас китайского производства, и Па называет их «китайцами». А бежевый плащ Ма он называет еще — «сторожевик»: Па видел у ночного сторожа нашего магазина точно такой же. Па предлагает Ма купить ей вдобавок «дробовик» (ружье такое охотничье), чтобы был полный комплект.
Наконец все пальто надежно защищены, укрыты и повешены в шкаф. Ба принимается за обувь: она ее тоже чистит, кожаную — смазывает вазелином и плотно набивает внутрь мятую газету — «чтобы форма не терялась».
Затем она укладывает
К сожалению, не всегда все обходится так задушевно. Весной погода капризная, а Ба слишком торопится осуществить уборку одежды.
Недавно вдруг снова грянули холода. Па уходит на работу очень рано: ему надо ехать на троллейбусе, метро и электричке, и он всегда очень спешит. Так вот, Па открывает утром шкаф и обнаруживает свое пальто уже под плащом, застегнутым на все пуговицы.
Сначала Па пытается спокойно расстегнуть и снять плащ, но китайцы почему-то делают петли на плащах очень узкими, и пуговицы выворачиваются с трудом.
В ярости Па дергает плащ изо всех сил, обрывает пуговицы «с мясом» и глухим от гнева голосом восклицает:
— Плащик! Плащик! — и шварк, шварк — плащ летит на пол и… перед Па предстает пальто — тоже застегнутое на все пуговицы!
Пуговицы на пальто обрывать нельзя, их приходится расстегивать. Наконец Па сдирает пальто с вешалки, и тут… его осыпает град сухих апельсиновых корочек: эта Ба не только набивает ими карманы, но и подкладывает под воротник.
Пока в передней идет сражение, туда никто не смеет и нос высунуть. Только когда за Па с грохотом захлопывается входная дверь, Ма тихонько выползает убирать поле боя. Ба ходит с поджатыми губами и молчит, но если назавтра наутро опять холодно, Па встречает свое пальто опять застегнутым на все пуговицы и засыпанным корочками, только на плаще вместо оторванных пуговиц красуются английские булавки.
Но сегодня выходной день, погода чудесная, нас выгнали из дома, и по залитым солнцем, праздничным улицам мы отправляемся в наше заветное местечко — в «Чебуречную» на проспекте Ленина. Там есть окошко, из которого торгуют «навынос» восхитительными, огненно горячими чебуреками — это такие грузинские пироги с мясом, сочные, истекающие маслом.
Нам их есть строжайше запрещено: Па — из-за язвы желудка, а нам с Рыжушей — потому что «нечего есть на улице всякую дрянь».
Но Па считает, что «это чистоплюйство до добра не доводит». Он лично видел на Казанском вокзале маленького, можно сказать, грудного цыганенка, который сидел голой попой на мокром от дождя, холодном асфальте, ел сырую сардельку и выглядел при этом здоровее всех знакомых ему, Па, ухоженных младенцев.
Мы с наслаждением поедаем чебуреки, потом Па и Рыжуша пьют газированную воду, что Рыжуше тоже категорически делать нельзя («стаканы грязные, а вода сырая и холодная»), и Па ищет ближайший водопроводный кран, из которого дворники поливают улицы. Он оттирает жирные пятна на Рыжушиной курточке и пускает струю побольше, чтобы я могла тоже напиться, хотя я вполне могу удовлетвориться и водой из лужи.
Довольные, ублаготворенные, мы возвращаемся домой, и Рыжуша по дороге рассказывает, что будет участвовать в школьном конкурсе чтецов. Они с Ма выбрали английскую балладу «Вересковый мед». В классе она уже ее читала, и учительница Тамара Захаровна очень ее хвалила.
Рыжуша увлекается и начинает громко декламировать:
Из вереска напиток Забыт давным-давно. А был он слаще меда, Пьянее, чем вино. В котлах его варили И пили всей семьей Малютки-медовары В пещерах под землей.Дальше рассказывается о том, как безжалостный шотландский король завоевал страну малюток-медоваров и уничтожил маленький народец. Весной, когда зацвел вереск, король вспомнил о вересковом меде, но в живых не было никого, кто умел бы его готовить.
Но вот его вассалы Приметили двоих — Последних медоваров, Оставшихся в живых. Вышли они из-под камня, Щурясь на белый свет, — Старый горбатый карлик И мальчик пятнадцати лет.Медовары не захотели раскрыть секрет верескового меда, и король велел их пытать. И вдруг старый карлик сказал, что он выдал бы тайну, но ему мешает сын.
«Пускай его крепко свяжут И бросят в пучину вод — И я научу шотландцев Готовить старинный мед!»И мальчика бросили в море.
Волны над ним сомкнулись, Замер последний крик… И эхом ему ответил С обрыва отец-старик: «Правду сказал я, шотландцы, От сына я ждал беды, Не верил я в стойкость юных, Не бреющих бороды. А мне костер не страшен. Пускай со мной умрет Моя святая тайна — Мой вересковый мед!»Рыжуша читает с большим чувством, ее голосок звенит, на глазах — слезы, прохожие на нас оборачиваются и улыбаются.
Па тоже улыбается и как-то странно покашливает и при этом смотрит куда-то в сторону.
Он часто так покашливает, когда видит, как Рыжуша, затаив дыхание и ничего не замечая вокруг, слушает сказку, или выразительно, как сейчас, что-то рассказывает, или вообще — спит.
Мы приходим домой, там все сверкает и вкусно пахнет. Жизнь прекрасна! Но не успевает Па снять с меня ошейник, как Ма и Ба кричат из кухни сразу в два голоса:
— Лапы! Лапы! Мойте Дите лапы! Небось все лужи прочесали!
Так я и знала! Нет в жизни полного счастья. Обязательно нужно все испортить!
Рыжуша достает из-под ванны большую старую кастрюлю, которая служит мне тазиком, и наливает воду. Ну, конечно, Рыжуша хочет как лучше, а получается как всегда — я терпеть не могу теплую воду. Передние лапы я даю мыть еще более или менее мирно, но когда мы переходим к задним, начинаю вся мелко дрожать.
Я креплюсь-креплюсь из последних сил, и наконец, все! Коротко рявкнув, я последней немытой лапой опрокидываю кастрюлю! Вся передняя заливается грязной водой, а я, оставляя на блестящем паркете мокрые следы, спасаюсь на свое место.