Бытовая мистика
Шрифт:
Семён Сергеевич подошёл к скамейке и сбросил опавшую листву на землю. Со всей накопившейся злостью, злорадствуя и дьявольски улыбаясь, в каком-то балетном развороте рухнул он на скамью. И тут же почувствовал невероятное блаженство. Поскольку он был первым, кто прикоснулся к этому ненавистному объекту, который ничего, кроме возмущений, неприятности и злости, не принёс ему за последний месяц. Сидя он стал внимательно смотреть по сторонам и заглядывать в горящие окна дома напротив. Семён Сергеевич издевательски улыбался. Сейчас его улыбка была осознанна и объяснима. Семён Сергеевич демонстрировал абсолютно всем окружающим полезность
Уже через пять минут, растворившись в состоянии полнейшего комфорта, он стал вычислять окна второго этажа, предположительно второго подъезда. В эти минуты его абсолютно не смущало, горит или не горит в окне свет. Он просто надеялся увидеть рыжего наблюдателя с немытыми растрёпанными волосами, со впалыми щеками и выпученными глазами, которые наполнялись слезами от того, что невыносимая и никому не нужная лавочка все-таки пригодилась. И её не нужно будет демонстративно демонтировать на глазах у восхищённых соседей, подмахнувших второпях какую-то коллективную жалобу.
Словно сонар, Семён Сергеевич прощупывал своим взглядом каждое окно. Он сканировал каждую деталь, стараясь уловить мельчайшее движение и рассекретить замаскировавшегося психопата. Он хотел заглянуть ему прямо в глаза и насладиться чувством справедливости.
В окнах мелькали кактусы, похабные узорные занавески, выглядывали какие-то настенные часы, подвесные шкафы и полки. Где-то мелькнул краешек телевизора, где-то замелькали тени жильцов, но нигде не было намёка на настырного наблюдателя-кляузника или хотя бы на прибор для наблюдений с какой-нибудь маленькой красной или зелёной лампочкой.
Прошло около получаса, и постепенно Семён Сергеевич стал успокаиваться, его улыбка сползла и затерялась в выражении задумчивости. Мысли поползли в сторону. Семён Сергеевич стал отвлекаться на прохожих. Подмечать изящные сапожки, молодых мам, тяжёлые туфли немолодых нянь, осенние чёрные лужи, торопящихся куда-то подростков, курящих угрюмых пешеходов и болтающих о чём-то задорных школьников.
Вокруг стали выделяться и проезжать машины, такси, парковаться те, кто успел пораньше домой. Мимо проехал велосипедист в красной повязке. Окна в доме стали зажигаться чаще. Вокруг вспыхнула вечерняя жизнь обычного спального района.
Подул прохладный ветерок, и рыжий кленовый лист аккуратно приземлился на кепку Семёна Сергеевича. Он снял его с головы и стал внимательно разглядывать. Злость, которая недавно переполняла его, полностью улетучилась. Он развернулся в пол-оборота, закинул ногу под себя и стал осматривать лист со всех сторон, покручивая его за стебелёк в лучах дворового фонаря.
«Надо идти домой. Что-то засиделся я. Да и стало прохладно, – подумал Семён Сергеевич. Все спешили по домам в этот вечерний час, и он чувствовал движение этой системы. – Да. Нужно идти домой. Чего я тут расселся?»
Бах! Что-то грохнуло за спиной. Семён Сергеевич резко обернулся и увидел пожилую женщину, которая поставила пакеты с продуктами на краешек
Пока он смотрел вслед уходящей женщине, подъехало такси, из которого вышел молодой человек с телефоном. Продолжая говорить, он, не раздумывая, присел на тот самый край, где только что стояли сумки с продуктами. Он что-то увлечённо обсуждал, рассказывал, смеялся. Затем достал сигарету и закурил, продолжая болтать и при этом смотреть себе под ноги.
Семён Сергеевич наконец зашевелился и принял более удобную и естественную позу. Молодой пассажир такси встал, аккуратно затушил окурок и выбросил его в новенькую урну рядом. Не отрываясь от трубки, всё так же продолжая разговаривать по телефону, он куда-то удалился в глубину тёмного двора, оставив после себя противный запах табачного дыма.
Семён Сергеевич хлопал глазами. Он покрутил головой по сторонам, не понимая своего состояния. Со стороны могло показаться, что он задаёт кому-то вопрос и ищет того, кто на него ответит. Или это он своим сидением на лавочке только что привлёк внимание граждан и снял неведанное проклятие с несчастной скамейки, возбуждая к ней полезный и востребованный интерес? Или все эти звонки и жалобы были своего рода просто издевательством со стороны ненормального жильца?
Так и не определившись, Семён Сергеевич просто плюнул в сторону мусорного бочка, но не попал. Он отбросил кленовый лист и стал хлопать себя по груди. Во внутреннем кармане пиджака он обнаружил шариковую ручку и уже внимательно, прищуриваясь, ещё раз огляделся по сторонам. Снова, развернувшись в пол-оборота, он стал судорожно что-то царапать на спинке скамейки, разрушая гладкую и новую поверхность лакированной древесины. Затем он по-шпионски надвинул глубже на лоб кепку и быстро пошёл домой, совершив неожиданный и постыдный для себя акт вандализма на улице Фролова, напротив дома номер тридцать три.
Чуть больше месяца спустя Семён Сергеевич про эту историю уже и не вспоминал. Жалобы рассмотрели, дела переделали, ответы написали, письма зарегистрировали, и всё унеслось как-то само собой в водовороте муниципальных дел.
Уже выпал декабрьский снег. Улицы стали посыпать средством против обледенения. В домах в трубах зажурчало отопление, а из второго подъезда дома номер тридцать три по улице Фролова вышел мужчина средних лет, рыжеволосый, с впалыми веснушечными щеками и воспалёнными красными гласами навыкате. Одет он был небрежно, из-под вязаной старой синей шапки торчали немного растрёпанные засаленные волосы.
Худощавый гражданин сделал глубокий вдох морозного декабрьского воздуха, поправил серые варежки и немного неуклюжей походкой направился к лавочке, которая была расположена недалеко от его подъезда.
Снег, который выпал ночью, тонким слоем покрыл всю поверхность скамьи и налип к каждой доске – от загнутой спинки до нижнего её борта. Рыжеволосый бледный мужчина смахнул снег и очень аккуратно присел. Движения его были немного скованными, боязливыми и где-то угловатыми. На фоне остальных граждан вокруг, внешне для своих лет, он выглядел очень старомодно и даже немного подозрительно.