Бывшему посвящается...

Лазарева Вик

Я даже не замечаю, как пешком прихожу к дому. Только когда вижу родное крыльцо, осознаю, что просто валюсь с ног от усталости. Моё тело всё дрожит, но скорее не от неё, а от эмоций, которые во мне зашкаливают. Мне хочется скорее забраться под одеяло и никого не видеть.

Словно в трансе захожу в дом, в свою комнату и прямо в одежде скинув обувь кутаюсь в одеяло и начинаю выть от боли и бессилия, представляя, что мне придётся пережить, придя завтра в университет.

Не знаю сколько я так валяюсь, видимо, засыпаю, потому что открываю глаза в полной темноте и слышу

шаги у двери. Папа стучит в дверь:

— Мелл, можно войти?

Вздыхаю, потому что очень не хочу, чтобы он увидел, что я плакала. Но и просто сказать, чтобы он уходил не могу, потому что папа всегда был для меня самой лучшей поддержкой. Ему всегда удавалось правильными словами и любовью вернуть меня к жизни, какие бы разочарования и неудачи не били меня.

— Да, пап.

Дверь открывается, и папа медленно входит в комнату.

— Ты чего в темноте? — включает ночник у кровати и садится на её край.

— Просто спала, пап, — бормочу я, высунув из-под одеяла только глаза.

— Как прошёл твой день?

— Устала очень, — убитым голосом говорю я.

Папа вглядывается в меня своими проницательными голубыми глазами, и я не могу сдержать слёз от этого взгляда. Он всегда словно видел, что творится у меня в душе, читал меня как открытую книгу.

— Что случилось, Мелл? — тепло спрашивает он.

А я не могу выдавить из себя ни одного слова, потому что ком сжимает горло. Я просто начинаю плакать снова. Папа протягивает ко мне ладони, и я, выскользнув из-под одеяла, кидаюсь в объятия, тёплых, родных рук, которые прижимают к себе. Папа целует меня в макушку и тихо говорит:

— Моё солнышко, всё хорошо.

Он не спрашивал меня ни о чём. Папа всегда понимал, что сначала просто нужно дать защиту, тепло и покой. Немного успокоившись, я почти перестаю плакать.

— Пап, почему мужчины бывают такими жестокими?

Слышу, как папа вздыхает и тихо отвечает:

— Бывают, солнышко. Часто по не знанию, или от страха, или по глупости. Особенно в таком возрасте как ваш. Многие парни очень долго взрослеют, боясь чувств, боясь брать на себя ответственность за другого человека, не желают, расставаться с подростковыми амбициями и свободой, поэтому часто делают больно.

Папин голос всегда на меня действовал так успокаивающе. С ним я чувствовала, что я защищена, и мне всё под силу.

— Но всё, что в жизни с нами происходит, все неудачи, боль, обиды — это наш опыт. Испытывая всё это, мы становимся сильнее и мудрее. Но кто-то ожесточается, поэтому главное — это не терять веры в хорошее и из всего извлекать позитивный опыт.

Я тяжело, с дрожанием в груди вздыхаю.

— Ты прав пап, теперь я уж точно буду умнее.

Папа снова меня целует и крепче сжимает плечи.

— Всё будет хорошо, Мелл. Если тебе нужна помощь, то ты знаешь, что мне можно довериться.

— Я знаю, пап. Спасибо, — уже совсем успокоив слёзы, я вытираю пальцами глаза и, посмотрев на него, улыбаюсь.

Он рукой убирает с лица мои волосы и поддерживает меня улыбкой.

— Ты сильная девочка. У тебя всё будет хорошо.

Я киваю головой.

— Подкрепиться

не хочешь? Давай закажем пиццу?

Только сейчас понимаю, что очень голодная и с радостью соглашаюсь с папиным предложением.

— Я пойду закажу, а ты спускайся, как будешь готова.

— Хорошо.

Папа уходит, а я встаю с кровати и иду в душ. Успокаивающие, освежающие струи воды приносят мне ещё немного облегчения. Я принимаю твёрдое решение никогда больше не подпускать к себе Логана, хоть и осознаю, что сделать будет это нелегко. За эти две недели этот парень ворвался в мои мысли и крепко там засел. Не могу никак избавиться от манящего взгляда чайных глаз, очаровательной улыбки со складочками на щеках, его запаха и его голоса, который звучит в моей голове. Снова вспоминаю его поцелуи и по телу пробегает трепет.

Чтобы избавится от этого наваждения вспоминаю его сегодняшние слова и наполняюсь решимостью и твёрдостью. «Теперь только попробуй ко мне подойти, Логан Харпер».

***

Утром одеваюсь очень строго, классический чёрный — это то, что сейчас мне больше всего подходит. Траур по моей репутации? Нет! Образ стервы и неприступной девочки. Да уж, придётся постараться после мнимой связи с Харпером, вернуть былую репутацию. Но я не хочу быть прежней Мелиссой. Да я ею уже никогда и не буду. Прятаться, как улитка в раковину, я не хочу. Не в моих правилах. Папа меня учил быть другой. «Не сдаваться и идти вперёд!», — вспоминаю я девиз Ламбертов. Да, вот только мама недооценила его и папин характер, не смогла дождаться, когда папа достигнет поставленной цели. Ей нужно было всё и сразу. Мысли о матери придают мне ещё больше решимости.

Несмотря на то, что Логан кретин и засранец, но он смог разбудить во мне женственность и уверенность в своей сексуальности. Теперь я буду непреступной и холодной.

Надеваю чёрную юбку-карандаш и кофточку из плотного чёрного кружева с белым воротничком. Этот комплект давно висит в моём гардеробе, но я его не надевала в универ. Ни откровенного выреза, ни короткой длины, открывающей ноги, но он так плотно облегает мою фигуру, а чёрный цвет визуально делает силуэт ещё стройнее. Крашу губы более ярким блеском, чем обычно, рисую «ласточкин хвост» на глазах и надеваю свои красные туфли на шпильках. Удовлетворённо посмотрев в своё отражение и взяв вместо рюкзака сумочку известного бренда, спускаюсь вниз.

Стучу шпильками о плитку пола, и папа отрывается от газеты, ставит чашку кофе на стол и даже снимает очки.

— Солнышко, у тебя всё хорошо?

— Отлично, пап! — улыбаюсь ему и делаю себе капучино в стаканчик с крышкой. — Ты удивлён?

— О, да. Думаю, кому-то сегодня придётся не сладко, — улыбается он.

— Даже не беспокойся. С сегодняшнего дня, мужчины в моём расписании полностью отсутствуют, — смеюсь я.

— Категорично, — с улыбкой говорит он и задумывается.

— Да. Экзамены, диплом, выпускной и стажировка. Всё! — с улыбкой провожу невидимую черту под списком. — Кстати, я принимаю твоё предложение стажироваться в нашей компании, потому что переезд в Вашингтон окончательно отменяется.