Бывший
Шрифт:
— Вот же придурок! — со злостью сжимаю колесо руля, аккуратно паркуясь у пекарни.
— По версии сотрудников отеля, — отчитывается мой помощник, — все заболевшие постояльцы являлись участниками делового мероприятия. На банкете, в ресторане нашей гостиницы, людей накормили сомнительным лещом. Сейчас врачи-токсикологи регионального управления продолжают проверку.
— Понятно, держи меня в курсе.
— Не переживай, Тимур, мы оплатим медицинские расходы и проведём дезинфекцию помещений.
— Вот скажи мне, у него мозги вообще есть? Он же сам себе гадит. Я с юристами по три раза в неделю встречаюсь, чтобы с братом Адемом распрощаться,
— Тимур, не беспокойся. Мне по секрету доложили — составлен протокол о временном запрете деятельности ресторана, информацию направили в прокуратуру. Наш отель вряд ли понесет ответственность за массовое отравление людей.
— Он портит мне репутацию. Адем настолько оскорблён, что готов сесть, лишь бы в мои отели никто не заселялся, — громко вздыхаю. — Люди не станут разбираться, чей это ресторан. Факт отравления был.
— Прорвемся, Тимур Назарович. Не первый раз. Придумаем что-нибудь. Удачи вам.
Мой зам в курсе насколько важный сегодня день.
— Благодарю. До связи и доброго дня.
Отключаюсь, глядя в зеркало, отец с матерью о чем-то шепчутся на заднем сиденье. Бабуля на переднем дремлет, похрапывая.
— Ты когда последний раз ел, сынок? — с заботой интересуется мать. — Похудел совсем.
— Жизнь его ничему не учит, — усмехается отец.
— Прошу тебя, Назар, — кладет руку на ладонь отца мать, в кои-то веки осмелившись перечить ему. — Тимур — взрослый мальчик. Да и мы с тобой не молодеем. Сын хочет, и наш долг как родителей — поддержать его.
— Помнится, восемь лет назад я слышал то же самое.
— А молодая турчанка куда делась? — резко просыпается бабушка, начиная фразу со свистящего кашля.
— Мама, забудь о ней.
— Я только порадовалась, что мой внук умом просветлел, — дергает ручку, пытаясь открыть дверь, бабуля.
Разглядываю свою физиономию. И вправду выгляжу плохо. Синяки под глазами, щеки впали. Сплю мало, ем? Вообще почти не ем. Вместо чая, кофе хлещу литрами.
Я припарковался возле самого входа. Аркаша сегодня выходной, пожаловался на плохое самочувствие и охранять Татьяну не пришёл. Как я сразу не догадался, что надо просто дать ему в пять раз больше денег, чем платила она. А охранное агентство? Да я купил это агентство с потрохами, и они больше никого сюда не послали.
— Это что за юрта с лепешками? — оказавшись на крыльце, запрокидывает голову бабуля, сузив глаза, обрамленные морщинами, до тонких ниточек.
— Пекарня, — поддерживает под руку бабушку мать. — Татьяна — хозяйка пекарни. Она бизнес-леди.
Бабушка выдает долгую бранную речь на турецком, потом в конце добавляет:
— Срам-то какой. Может, ещё не поздно вернуть турчанку?
Мама пытается успокоить бабушку, останавливая, а я оглядываюсь.
— А где дядя Али?
— А вон он на своем драндулете катит. Как обычно, поломался по дороге. Ишак его знает, когда он эту развалюху на свалку выбросит. Но ты же знаешь дядю Али. Что понимает осёл в компоте? — смеется отец.
— А рожать она будет? — строго интересуется бабуля. — А то знаю я этих бизнес-леди.
— Будет, куда она денется, — закрываю машину, следуя за родственниками.
— Если вообще на всё это согласится, — усмехается отец.
— Назар, я прошу тебя, — снова мать.
— Стойте, я должна надеть традиционный платок, — роется в сумке бабуля, меняя свой обычный коричневый на белый, расшитый золотом.
— Доброго вам дня, дорогие родственники, —
— Хорошего здоровья, — киваю дядюшке.
Я не разговаривал с Татьяной с того самого дня, как уехал на день рождения Ясемин. Моя гюнеш встала в жестокую позу непринятия, её ничем не сдвинуть, она теперь, как айсберг в ледяном океане. И понимаю — другого варианта вернуть её у меня просто нет. Снова ругаться и что-то доказывать не по-мужски и глупо. Я должен дать ей то, чего она достойна. Моя гюнеш.
Как и положено по традиции, первыми в пекарню входят отец и брат моей матери. Они просят пригласить в зал Татьяну. Мы стоим у входа, ожидая своей очереди. Я немного нервничаю. Не потому что не уверен в своих действиях, в этом я как раз убежден. Я всё обдумал и решил безоговорочно. Волнуюсь, что Татьяне уже все равно. И та нежность, что искрилась в её глазах — потухла. Проходит минут десять, прежде чем Татьяна выходит в зал пекарни. Выглядит она гораздо хуже, чем я привык её видеть в последнее время. На голове невнятный пучок, вместо шикарных волнистых волос. На ногах не шпильки, а балетки. И это очень хорошо, вернее, плохо, конечно, но счастливой она не выглядит. И сделать её такой теперь моя первостепенная задача. Я так решил и именно к этой цели я намерен двигаться.
Увидев меня, Таня дергается. В глазах загорается ярость.
— Извините, с вами поговорит мой заместитель. У меня много работы! — разворачивается Татьяна, собираясь вернуться в свой кабинет.
Чуть замешкавшись, в пекарню забегает Танина мама. Это мы её позвали.
— Доброго вам дня! — Выходит вперед отец, обращаясь к моей бывшей жене. — Мы к вам из самого Стамбула приехали, у матери моей жены дурное здоровье, но она прилетела сюда, уделите нам капельку своего внимания.
Моя гюнеш, конечно же, никуда не уходит, слишком совестливая. И за это я её тоже люблю.
— Что здесь происходит? — обнимает дочку моя бывшая теща. — Таня, меня попросили приехать, но я ничего не понимаю.
В первый раз у нас такого не было. Потому что мои родственники выступали против нашей свадьбы. Сейчас все постарели и изменились, стали смотреть на некоторые вещи проще и лояльнее. Мне это нужно. Хочу, чтобы в этот раз все прошло, как положено. И пусть «мои» только попробуют что-нибудь испортить. Внуков никогда не увидят.
Дальше всё идет по плану, я подношу Таниной матери конверт, набитый деньгами, и, поклонившись, отхожу в сторону. Больше всех млеет Танина подружка, она уже догадалась, что всё это значит и, широко открыв рот, пялится во все глаза. Работники пекарни, случайные гости, все побросали свои дела и внимательно наблюдают за нами. Таня, будто в ступоре, явно не знает, что ей делать. Её глаза бегают по мне, будто она никак не решит, послать меня далеко или очень далеко. Я рад хотя бы тому, что она не кричит и не дерется, до сих пор не сбежала, и это частичная победа.
— Что это? — вертит в руках конверт бывшая будущая теща.
— Это калым за невесту, — поясняет отец. — Жених благодарит мать девушки, которую выбрал, за воспитанную ею дочь.
— Дочка, тут куча денег, — заглядывает в конверт Танина мама.
— Невеста?! — пробегает коллективный восторженный шёпот.
Она смотрит прямо на меня, я смотрю на неё и немного нервничаю, потому что по Таниному лицу ничего невозможно понять. Лучше бы я голым к сорокатысячной толпе вышел, чем вот так сдаваться женщине, которая никак на это не реагирует.