C первого взгляда
Шрифт:
– Ты бы видела, как он обуздал Корахе, chiquita, – добавила Тья. – Жеребец...
– Все это время он жил с нами под одной крышей, а мы его не узнавали! – заявил Педро. – Мы...
– Подумать только: самый грозный бандит в округе желает провести ночь в моей постели! – вставила Асукар. Лоренсо встал с кресла и проковылял к окну.
– Куда уехал Повелитель Ночи? – спросил он. Сафиро тоже хотела бы это знать. Вернувшись в Ла-Эскондиду, Сойер велел Макловио позаботиться о лошадях и ускакал в лес.
Прошло уже больше часа, а он все не появлялся. Дека понимала: ему, наверное, хотелось побыть одному, но все же надеялась, что он скоро вернется.
– Вот он! – закричал Лоренсо.
Все выскочили во двор – встречать героя. Но Сойер не был настроен отвечать на вопросы, которые так и сыпались на него со всех сторон. Он снял с седла только что подстреленную косулю и протянул Макловио.
– Мама, это мясо к твоему столу, – объявил он Тья. Тья разрыдалась:
– Ох, мой милый Франсиско!
Сойер достал два ножа, которые вытащил у трупов, и отдал их Педро и Лоренсо.
– Помогите Тья разделать косулю, – сказал он. – А мы вернемся позже.
– Мы? – спросила Сафиро.
Сойер протянул девушке руку, посадил ее перед собой и погнал Корахе из Ла-Эскондиды. Они доехали до укромной расщелины в скалах, где в высокой траве мелькали белые и красные головки цветов.
– Здесь, – сказал он и опустил Сафиро на землю. Трава оказалась девушке по пояс. Сойер тоже спешился и привязал Корахе к кусту.
– Здесь? – удивленно переспросила Сафиро. Сойер кивнул:
– Я нашел это место несколько недель назад. Здесь я кошу траву на корм скотине.
– Понятно. – «Когда же он начнет рассказывать? Сколько можно ждать?» И девушка не выдержала: – Расскажи мне, что вспомнил.
Сойер ничуть не удивился ее просьбе. Удивительно было другое – как долго она терпела. Он-то думал, что она набросится на него с расспросами, как только он вернется в Ла-Эскондиду.
Но она молчала всю дорогу. Такая выдержка была не в характере Сафиро.
– С тобой точно ничего не случилось? – с тревогой спросил Сойер.
– Нет, ничего. – Голос девушки дрогнул.
«Не хочет говорить, – понял Сойер. – А сама чуть не плачет».
– Я тебе еще не все рассказал, Сафиро. – Он взял девушку за руку. – Я не убивал их. Тех четверых в доме.
– Не убивал?
– Нет. – Молодой человек усадил Сафиро на камень. – Но другие четверо еще живы. Вот почему мне надо возвращаться.
– Да, конечно, я понимаю, – сказала Сафиро, хоть не понимала ни слова из того, что он говорил. – Сойер...
– Собака по кличке Красотка, она тоже там, в Синнере. – Молодой человек сел на землю около Сафиро. – А Сладкоежка не там.
Девушке хотелось встряхнуть его, чтобы он рассказывал более-менее вразумительно.
– Я пытаюсь понять, но...
– Ладно, начну сначала. – Сойер срывал белые и красные цветы и раскладывал их у себя на ноге. – Когда мне был двадцать один год, священник города Синнера попросил моих родителей приютить на время девочку, сироту пока для нее не найдут постоянный дом. В конце концов они привязались к этой девочке и оставили ее у себя. Ее звали Минни. Это она дала кличку Сладкоежке.
Сафиро обратила внимание, что он сказал о девочке в прошедшем времени: ее звали Минни. Значит, Минни погибла в ту ночь.
– Твои родители были добрыми людьми, – пробормотала она.
Сойер сорвал еще несколько цветов.
– Пошли слухи, что мои родители открыли у себя в доме сиротский приют. Где один, там и другой, и вскоре у них было уже шестеро детей. Такера они взяли маленьким мальчиком, сейчас ему десять лет. Дженна и Джесс – близнецы, им по двенадцать. Аира – самый старший, ему шестнадцать. А Натаниэл... ему было три годика, когда его привели к нам. Он погиб в тринадцать.
«Минни и Натаниэл – это дети, убитые в доме с белыми занавесками, – догадалась Сафиро. – А мужчина и женщина, которых застрелили вместе с детьми, – родители Сойера».
– Твои родители...
– Рассел и Мерси Донован. – Сойер начал делать венок из цветов. – Они прожили вместе много лет. Отец был фермером, торговал в Синнере. Но когда в семье появился последний ребенок, дела пошли плохо. Моя мама стала зарабатывать шитьем, а я объезжал лошадей на соседнем ранчо, но нас было девять человек, и нам постоянно не хватало денег. Тогда я и начал воровать. По ночам. Как и банда Кинтана, я грабил только богатых и брал ровно столько, сколько требовалось моей семье. Родителям я говорил, что обучаю за деньги мальчиков из богатых семей стрельбе и верховой езде. Родители мне верили. Обычно мне приходилось грабить не больше двух раз в месяц, я любил брать деньги: их можно было потратить в городках, где люди меня не знали. С драгоценностями все намного сложней. Сначала их надо продать. Некоторые ювелиры интересуются, где ты их взял. Мне приходилось врать, выкручиваться. Я никогда не приходил к одному и тому же ювелиру два раза.
Он бросил цветы на землю.
– А с бриллиантами все было совсем не так, Сафиро. Я не крал их у королевы. Даже не знаю, откуда пошел такой слух. Эти бриллианты я нашел в шляпной коробке. Однажды я ограбил богатую карету. Забрал у леди, которая в ней ехала, кошелек. И все. Когда карета тронулась, сверху упала шляпная коробка. Я захватил ее с собой и открыл, только когда подъезжал к Синнеру. Там лежала шляпка с перьями. Я достал ее, но коробка показалась мне подозрительно тяжелой. Потом я обнаружил, что у коробки – двойное дно. Внутри были эти бриллианты в виде пуговиц. Я нашил их на свой плащ.
– Зачем? – удивилась Сафиро. – Зачем тебе понадобились бриллиантовые пуговицы?
Сойер вздохнул и взглянул на небо.
– Мне не нравилось воровать, Сафиро. Я с трудом заставлял себя выезжать в эти ночные рейды. Было время, когда я не грабил несколько месяцев. Но дела в семье пошли совсем плохо, и мне волей-неволей пришлось вернуться к своему занятию.
Сойер сорвал еще один цветок и стал обрывать с него лепестки.
– Эти бриллианты мне помогали. Они напоминали мне глаза моей матери. Мамины глаза блестели, как они, когда я приносил ей деньги. Отправляясь на грабежи, я надевал черный плащ, смотрел на бриллианты и думал о матери, думал о том, что ей нужно кормить семью. Это придавало мне решимости.