Царь голод
Шрифт:
– Да. Достаточно для этого раза. Если и это их не научит…
– И как спокойны!
– Как тихи!
– Точно дети в колыбельке.
– А как кричали! Вы помните эти ужасные крики и вой?
– Как требовали!
Тихий смех. И негромкий, но властный голос Девушки в черном :
– Не издевайтесь над павшими.
– Это опять она.
– Девушка в черном.
– Она становится невозможна.
– Чего ей надо?
– Они умерли храбро.
– Опять она.
– Ее надо посадить в сумасшедший
– Не стоит. Не нужно быть жестокими. Сейчас она ничему не мешает.
– Пусть говорит.
– Пусть послушают ее мертвые. Им так приятно слышать это.
Быстрый тихий смех.
– Они умерли храбро.
Молчание. Темными силуэтами тихо проходят.
– Осторожнее! Здесь кровь.
Молчание.
– Вы видели их вблизи?
– Да. Сегодня утром мы были здесь с инженером. Он очень доволен действием своих снарядов.
– Какая тишина!
– Осторожнее, здесь опять кровь.
– Да, я вижу. Когда все это уберут!
– Да, необходимо поскорее. Опасно оставлять столько трупов.
– Разве они поднимутся?
Тихий смех, и снова голос Девушки:
– Не издевайтесь над павшими!
Молчание.
– Она скоро охрипнет, повторяя одно и то же. Скажите, вы не были сегодня на мертвом поле, когда пелись торжественные гимны пушке?
– О да. Я была с мамой. Это было так торжественно. Мы все плакали. Кто сочинил слова молитвы, вы не знаете? Они так прекрасны.
– Говорят, аббат.
– Нет, это неправда. Их сочинил в восторге сам народ.
– Было так трогательно, когда матери подносили к пушке маленьких детей и заставляли целовать ее. Нежные детские ручки, доверчиво обнимающие это медное чудовище, – как это трогательно!
– Как прекрасно! Я мужчина – но я плакал.
– Все плакали.
– Махали платками. Кричали.
– А флаги развевались!
– И солнце вышло из-за туч и осветило нас.
– Только нас.
– Да – эти все время оставались в тени. Солнце не захотело взглянуть на них.
– А мне жаль, что все это скоро уберут. Это место было бы так удобно для вечерних прогулок. Здесь так тихо.
– Осторожнее! Кровь.
– Ничего, она уже засыхает. А в городе невозможно оставаться от грохота и лязга железа.
– Да, везде куют цепи. К сожалению, это необходимо.
– Но разве нельзя было бы сделать это как-нибудь тише! Положительно глохнешь от стука молотков. Это отзывается и на нервах. Мне всю ночь снилась бесконечная железная цепь, которая облегает земной шар. Нужно куда-нибудь уехать.
– Правда, какая тишина.
Молчание.
– Вы верите Царю Голоду?
– Да. Он честно выполнил свой долг.
– Но он слишком мрачен. Уже вторую ночь он стоит здесь и не говорит ни слова. Это не совсем прилично.
– Я слыхала, он готовит речь.
– Неужели? Это было бы очень хорошо. Помните его речь в суде?
– Он слишком мрачен.
–
– Как, разве он читает?
– Да. О культуре.
– Но говорили, что он тяжело болен, даже при смерти.
– Представьте, выздоровел. Такой живучий старик. Мы все каждый день ездили к нему, и он целовал руки и говорил: «Мои милые сестры милосердия».
– Тише! Кажется, Царь Голод хочет говорить.
– Это интересно.
– Перестаньте ходить!
– Он поднял руку.
– Тише! Тише!
Царь Голод (выходит из неподвижности. Протягивает руку к мертвым и начинает говорить тихо и сдержанно). Чего добились, безумцы? Куда шли? На что надеялись? Чем думали бороться? У нас пушки, у нас ум, у нас сила, – а что у вас, несчастная падаль? Вот лежите вы на земле и. смотрите в небо мертвыми глазами, – ничего не ответит вам небо. И сегодня же ночью вас поглотит черная земля, и на том месте, где вы будете зарыты, вырастет жирная трава; и ею мы будем кормить нашу скотину. Вы этого хотели, безумцы?
Ликующие голоса. Куда шли?
– Чего добились?
– Сейчас поглотит вас черная земля. Уже идут могильщики.
– Уже несут заступы. Идите в землю, безумцы!
– Горе побежденным!
– Горе побежденным!
Показывается молчаливая группа Могильщиков с заступами на плечах.
Бесшумно останавливаются у края мертвого поля.
Царь Голод (продолжает). Зачем вы умерли? Зачем? Вот несут заступы – подходят к вам – скорее! Опомнитесь, проснитесь – да пошевелитесь же, говорю я вам. Не можете? Притихли? Смерть сковала рты? Да, Смерть – великий кузнец, и не вам разрушить ее узы! И вас я называю детьми, несчастная, жалкая падаль.
Торжествующие, холодно-угрюмые возгласы:
– Горе побежденным!
– Сын мой, сын мой. Ты кричал так громко – что молчишь ты? Дочь моя, дочь моя, ты ненавидела так глубоко и сильно, ты самою несчастною была на земле – поднимись же. Восстаньте из праха! Разрушьте призрачные узы смерти.
Восстаньте! Заклинаю вас именем Жизни! – Молчите? Так будьте же…
Вдруг на мертвом поле начинается какое-то смутное, движение, шорох, густой хруст переломленных костей, настойчивое царапанье земли острыми, мертвыми ногтями – и с ужасом, вытянув шеи, прислушиваются те. И глухой, далекий, словно уже выходящий из-под земли, отвечает тысячеголосый ропот:
– Мы еще придем. Мы еще придем. Горе победителям.
Царь Голод. Что я слышу?
– Мы еще придем!
– Мы еще придем!
– Горе победителям!
Умолкают; и снова на мертвом поле покой и тишина, и смутно рисуется неподвижный силуэт Смерти. Минуту все находятся в оцепенении. И вдруг, с хохотом, Царь Голод быстро переметывается на эту сторону и кричит громко, с дикой радостью: