Царь Итаки
Шрифт:
— Ты занят? — спросила она. — Мы с Еленой хотели бы побыть с тобой перед отходом ко сну.
Тиндарей покачал головой.
— Я буду рад вашему обществу, моя дорогая. — Потом он посмотрел на Елену. — Почему ты хмуришься, дочь?
— Я берегу улыбки для лучших мужчин Греции, — резко ответила она.
— Значит, ты все еще несчастлива, — вздохнул он. — Как ты можешь грустить, когда сюда собираются цари и царевичи из каждого города, чтобы засвидетельствовать тебе свое почтение?
Царь смотрел на дочь, стоявшую перед очагом. Как и обычно, она оделась в белое, а поскольку свет был за ней, то Тиндарей легко различал силуэт
— Папа, ты собираешься выставлять меня, словно корову, выдаваемую в виде приза, перед сворой самодовольных придурков! И ожидаешь, что я буду радоваться этому?
Глаза девушки увлажнились от слез. Ей это легко удалось из-за раздражения, которое она испытывала в сложившейся ситуации. Потом Елена отвернулась от отчима.
Тиндарей был великим царем и сильным воином, поэтому знал, как справиться с большинством мужчин. Но о женщинах не представлял ничего. Хотя слухи ходили среди представителей всех сословий, проживавших во дворце, Тиндарей ни разу за все годы после рождения Елены и ее братьев-близнецов не задумался, что они могут быть не его детьми. Он обожал Елену и никогда не подозревал, что дочь считает его старым придурком, на самом деле его не любит и нисколько к нему не привязана.
— Иди ко мне, дочка, сядь рядом, — позвал он, опускаясь на большую деревянную скамью. — Ты сядешь рядом с нами, Леда?
Елена прошла к нему, сняла сандалии и устроилась у него на коленях. Огромному мужчине было легко держать девушку. Она уперлась длинными белыми ступнями в подлокотник и положила голову ему на плечо.
Девушка задумалась о Тесее, хвастливом афинянине, который выкрал ее еще девочкой и отвез в Аттику. Она помнила его мощное тело, которое находилось так близко от ее собственного, твердость его мускулов и запах его пота.
Как она тогда испугалась! Елена одновременно чувствовала и отвращение, и возбуждение. Хотя она боялась и знала, что братья будут ее искать, ей хотелось, чтобы ее не нашли, она желала познать любовь в объятиях Тесея. Но он показал себя героем и отверг ее, выяснив, что она еще не стала женщиной, причем отверг даже после того, как девочка наивно предложила себя ему. И в результате братья нашли ее в целости и сохранности, с нетронутой девственностью.
Тот случай изменил ее. Елена вышла за территорию дворца и осознала, что представляет собой и какое впечатление производит на мужчин. Хотя Тесей, которого она теперь страстно ненавидела, отверг ее, она знала, что это решение сломало его. Даже когда ей было двенадцать лет, ее красота уничтожила человека, в прошлом поразившего печально известного критского Минотавра.
Елена поняла, чего хочет. Она осознала, что не желает быть заложницей в политических играх. В окружении стен и стражников спартанская царевна чувствовала себя во дворце, словно в капкане. Она хотела свободы, приключений — и любви. Как Тиндарей может думать, что она будет счастлива, если ее поменяют на политические уступки, продадут мужчине, которого выбрала не она сама? Где романтика побега с молодым любовником, где опасность и скандал?
Однако Елена была уверена в одном. Если появится мужчина, способный любить ее не только за богатства и уступки, которые дает брак с ней, то она последует за ним на край земли. И девушка молча поклялась, что никакая сила, человеческая или божественная, не встанет между ними.
* * *
Споры в герусии продолжались очень долго. Давно наступил вечер, рабы принесли еще еды, вина и зажгли факелы. Эперит наблюдал за разными людьми, высказывавшими разное мнение, за обсуждением выдвигаемых планов по защите трона Лаэрта от возможной атаки.
Некоторые предлагали направить отряд в дом Эвпейта и схватить его за государственную измену, но Корон заверил их, что дом хорошо защищен и готов к отражению атаки. Любая попытка приведет только к пролитию итакийской крови и может даже послужить призывом для сторонников Эвпейта взяться за оружие. Наконец Лаэрт заявил, что не хочет внутренней войны у себя на острове, отклонив это предложение.
Было отклонено и предложение самого Корона, который хотел организовать встречу с Эвпейтом. Корон даже предлагал успокоить Эвпейта, предложив тому место в герусии. По его мнению, следовало пообещать мятежнику рассмотреть все предложения по увеличению богатств и формированию альянсов с другими государствами. Но Одиссей яростно выступил против этого предложения, отказываясь награждать потенциального предателя, давая ему власть, которую он так страстно желал.
— Тогда что мы будем делать? — спросил Галитерс. — Нельзя просто сидеть и ждать, когда Эвпейт нас атакует.
— Мы и не будем.
Эперит взглянул на Антиклею, которая заговорила впервые. Вообще-то, само присутствие женщины в герусии было крайне необычно, пусть она и царица. И уж точно он никогда не слышал, чтобы женщина обращалась к собранию старейшин-мужчин. В Алибасе ни одна посмела бы слова молвить, если беседовали мужчины, разве что к ней обратились бы и разрешили это сделать. Однако здесь, к его удивлению, Антиклее разрешили продолжить.
— Есть несколько способов стрельбы из лука. Сила Эвпейта объясняется недовольством твоим отцом, Одиссей, распространению которого он способствует. К счастью для нас, итакийцы медленно реагируют. В душе большинство населения сохраняет верность существующей власти. Поэтому мятежнику и потребовалось так много времени, чтобы убедить часть людей идти против Лаэрта. Используя ложь и подчеркивая мелкие погрешности, он создал противовес абсолютной власти царя. Но если нам удастся устранить фундамент, на котором он построил поддержку народа, то и все строение обвалится.
Лаэрт, который молча сидел с угрюмым видом, пока говорила жена, стукнул посохом по полу.
— Антиклея хочет сказать, что мне нужно передать трон Одиссею. Тогда не будет никакого восстания, — с горечью в голосе заявил он и враждебно посмотрел на сына.
— Эвпейт тут же лишится оснований для выступления против трона, — мягко объяснила ему Антиклея. — Те, кто его поддерживают, просто откажутся это делать.
Пораженные геронты молча переглядывались, потом, как один, посмотрели на Одиссея. Царевич откинулся назад и уставился на родителей.