Царь Каменных Врат
Шрифт:
Он просиживал долгие ночи у лагерных костров, слушая стариков, повествующих о былых войнах, и усваивая тонкости стратегии и тактики. В пятнадцать лет он знал на память все битвы и схватки в истории Волчьей Головы.
Тенака натянул поводья и посмотрел на далекие Дельнохские горы.
Мы надиры,Вечно юные,Сталью пытаны,КровьюОн рассмеялся и пришпорил коня. Мерин фыркнул, сорвался в галоп и помчался по равнине, гремя копытами в утренней тишине.
Тенака, дав ему ненадолго волю, перевел его сперва на крупную, потом на мелкую рысь. Впереди еще много миль, и незачем утомлять коня, хотя он резв и вынослив.
Боги, как, однако же, хорошо уехать подальше от людей! Даже от Рении.
Она красива, и он любит ее, но ему необходимо побыть в одиночестве и обдумать свои планы на свободе.
Она молча выслушала его слова, что он поедет один. Он ожидал вспышки, но ничего подобного не произошло Она только обняла его, и они предались любви без страсти, с великой нежностью.
Если он переживет свое безумное приключение, он примет ее в свое сердце и в свой дом. Если переживет? По его прикидке, это произойдет в одном случае против нескольких сотен, а то и тысяч. Внезапная мысль поразила его. Да ведь он просто глупец! У него есть Рения и целое богатство в Вентрии — зачем он все ставит на карту?
Из любви к дренаям? Он поразмыслил, прекрасно понимая, каковы его чувства на самом деле. Здесь его всегда недолюбливали — даже в бытность генералом «Дракона». А дренайская земля хоть и красива, не может сравниться с диким простором степей. В чем же дело?
Смерть Иллэ выбила его из колеи еще и потому, что последовала сразу за истреблением «Дракона». Стыд за то, что он отверг своих друзей, горе от потери Иллэ... Ему стало казаться, что ее смерть послана ему в наказание за пренебрежение своим долгом. Только смерть Цески — и собственная смерть — могла искупить его позор. Но теперь все изменилось.
Ананаис будет держаться стойко, веря, что Тенака вернется. А дружба — нечто куда более крепкое и выносливое, чем любовь к той или иной земле. Тенака-хан был готов сойти в глубины преисподней и претерпеть самые жестокие муки, лишь бы выполнить обещание, данное Ананаису.
Он оглянулся на Скодийские горы. Скоро там начнут умирать. Войско Райван брошено на наковальню истории и отважно ждет встречи с молотом Цески.
Ананаис выехал с ним из города перед рассветом.Они остановились на вершине холма.
— Погляди-ка назад, ты, надир, хлебающий помои! И ты, дренай, взгляни на свои долины. Серьезно, Тани, побереги себя Собирай свою армию и скорее возвращайся назад. Долго мы не протянем. Мне сдается, они пошлют сюда дельнохский гарнизон, чтобы размягчить нас перед приходом главных сил.
— Да — они будут наносить удары и отходить, изматывая вас. Используй Тридцать — в предстоящие дни им цены не будет. Придумал ты что-нибудь относительно второго опорного лагеря?
— Да, мы доставим припасы в горы к югу от города. Там есть два узких перевала, которые можно удержать. Но уж если нас оттеснят туда, нам конец. Бежать будет некуда.
Они пожали друг другу руки и обнялись.
— Я
— Знаю, парень! Ты, главное, поторопись. Старина Черная Маска будет держать форт до последнего.
Тенака усмехнулся и поехал к Вагрийской равнине.
14
Шесть дней на восточной границе Скодии не замечалось никаких вражеских войск. Зато в горы потоком шли беженцы, принося вести о пытках, голоде и прочих ужасах. Тридцать по мере своих сил проверяли пришедших, отсеивая лжецов или тайных сторонников Цески.
Число беженцев росло день ото дня. В нескольких долинах устроили лагеря для них, и Ананаис ломал голову над тем, как бы прокормить их и уберечь от болезней. Райван взяла это на себя — под ее руководством артели беженцев рыли сточные канавы и строили укрытия для больных и престарелых.
Молодые люди записывались в армию — с ними разбирались Галанд, Парсаль и Л ей к, но добровольцы каждый раз спрашивали Черную Маску, гиганта в темных одеждах. Его называли Пагубой Цески, и барды, бывшие среди беженцев, пели о нем ночью у костров.
Ананаиса это раздражало, но он не показывал виду, понимая, как могут пригодиться эти легенды в ближайшем будущем.
Каждое утро он выезжал в горы, оглядывая долины и склоны, отыскивая перевалы и прикидывая на глаз расстояния и углы атаки. Он снаряжал людей на постройку земляных стен, рытье траншей и возведение заслонов из камней. Устраивались тайники, где складывались копья и стрелы, а мешки с провизией подвешивались высоко на деревьях, за густой листвой. Каждому начальнику отряда было известно по меньшей мере три таких тайника.
В сумерках Ананаис собирал командиров к своему костру и расспрашивал их об итогах дня, поощряя высказывать свои мысли и планы. Он отличал тех, у кого такие мысли были, и приглашал их остаться, когда отпускал других. Лейк при всем своем пылком идеализме соображал хорошо и с умом отвечал на вопросы. Притом он превосходно знал местность, и Ананаис использовал его вовсю. Галанд, тоже далеко не дурак, пользовался уважением своих бойцов и был надежным, преданным человеком. Его брат Парсаль умом похвастаться не мог, зато его мужество не вызывало сомнений. К ним Ананаис добавил еще двоих: Турса и Торна. Оба этих молчаливых горца прежде промышляли тем, что угоняли скот и лошадей с вагрийских земель, продавая свою добычу в восточных долинах. Туре был молод и полон огня; его брата и двух сестер убили в том самом набеге, который положил начало восстанию. Торн, постарше, был крепкий, как старая кожа, и по-волчьи поджарый. Скодийцы уважали их обоих и прислушивались к их словам.
Именно Торн на седьмой день после отъезда Тенаки принес весть о посланнике.
Ананаис осматривал восточные склоны горы Кардулл и, выслушав Торна, спешно поскакал с ним на восток.
На взмыленных конях они добрались до Рассветной долины, где уже ждали Декадо и шестеро из Тридцати. Вокруг них, перед выходом на равнину, заняли позиции около двухсот скодийцев.
Ананаис влез на выступ скалы. Под ним стояли шестьсот воинов в красных дельнохских плащах. На белом коне сидел пожилой человек в ярко-голубых одеждах, с длинной седой бородой. Ананаис узнал его и невесело усмехнулся.