Царь Мира
Шрифт:
Глубоко символичный и многозначный образ недосягаемого духовного центра, расположенного где-то в центре Гималаев, представляется Генону ни чем иным, как отражением "надчеловеческой реальности", вопреки всему пребывающей в нашем космосе, подверженном старению и распаду.
Но прежде чем говорить о подходе Генона к интересующей нас проблеме, стоит сказать несколько слов об основном философском понятии, разработке которого он посвятил всю. жизнь. Речь идет о «традиции», т. е. совокупности знаний «нечеловеческого» происхождения и характера, передаваемых из уст в уста в течение тысячелетий и составляющих духовную основу как любого здорового общества, так и отдельного человеческого существа. Целью «традиционных» знаний является восхождение человека по космической лестнице вплоть до встречи и слияния или, как писал Генон, «отождествления» с Абсолютом.
В этом «традиция», как ее понимал французский мыслитель, полностью противоположна "мирским лженаукам", основанным не на Откровении, а на опыте, и стремящимся, самое большее, улучшить
Этические стороны учения Генона известным образом соотносимы с отдельными положениями таких мыслителей XX в., как Ортега-и-Гассет или Николай Бердяев, однако, в отличие от них, "каирский отшельник" был ярым антиперсоналистом, ибо считал, что человеческая личность обладает ценностью лишь в той мере, в какой она служит отправной точкой для достижения высших состояний. В этом смысле он стоит гораздо ближе к Павлу Флоренскому, в чьих грудах можно найти поразительные переклички с его собственными мыслями. "Нет однообразной равнины земной поверхности, — писал отец Павел Флоренский, — но всюду — лестницы восхождений и нисхождений". [14] Истинная реальность для него, так же как и для Генона, надчеловечна, хотя она является нам конкретно и наглядно.
14
Свящ. Флоренский. П. Из богословского наследия. "Богословские труды". Вып. 1. М., 1977. С.130.
Одним из проявлений этой надчеловеческой реальности в нашем мире служит наличие в нем одного или нескольких "духовных центров", где хранятся сокровищницы довременных, традиционных знаний. В начале нашего временного цикла (Манвантары), учит Генон, эти святилища были относительно открытыми и доступными физическому восприятию; с течением времени неуклонный процесс духовного упадка, влекущий за собой разделение и помрачение во всех космических и человеческих сферах, обусловил все возрастающий разрыв между самой идеей традиции, теми, кто ее хранит, и теми, кому она предназначена. "Град бессмертия", который первоначально считался расположенным на Полюсе или на вершине символической "Мировой горы", превратился в подземное, потаенное святилище, таинственным образом скрытое от постороннего и враждебного взгляда. Генон любил сравнивать такое «свернутое» состояние традиции с образом ветхозаветного ковчега, хранящего в себе начатки будущего мира. Традиция, по Генону, может помрачиться, но не может пресечься, прекратить свое существование, ибо все бури и катаклизмы истории не властны над ее божественной сутью. В каком-то смысле традиция и есть «Агартха» — недоступная, недосягаемая.
Еще один смысл потаенного святилища, заимствованный из Книги Бытия — это таинственный город Луз, "Обитель живых", куда нет доступа Ангелу Смерти, — вспомним приведенную в начале статьи цитату из Конрада фон Мегенберга, где говорится о бессмертии, даруемом тому, кто войдет во дворец "владыки всех живущих на земле". Словом «луз» в кабалистических сочинениях обозначают также некую неразрушимую телесную частицу, которая символически мыслится в виде очень твердой косточки, "миндального зернышка", где пребывает после смерти вплоть до воскрешения нетленное начало, человеческого существа. Сходные теории, связывающие воедино символику неприкосновенного «ядра» вселенной и живоносного «ядрышка», скрытого в теле человека, встречаются и в других традициях: достаточно вспомнить о так называемом "ожерелье Будды", системе подкожных образований в области шеи, служащих своего рода связующим звеном между «телесной» и «духовной» модальностями человека. [15]
15
Ouspensky P.D Fragments d'un Enseignement inconnu. Р., 1968. Р. 102.
Развивая мысли Генона, касающиеся соотношения космических и личностных элементов в символике Агартхи, его ученик и популяризатор Люк Бенуа писал: "Рассматриваемый геометрически как начало протяженности, а биологически — как зерно, заключающее в себе всю совокупность космических проявлений, каждый такой центр является отправной точкой для развития всех пространств, времен и состояний. Что же касается микрокосмической точки зрения, то все традиции утверждают, что центр человеческого существа расположен в "пещере сердца". [16]
16
Бенуа Люк. Эзотеризм // Комментарии. 1992. № 1. С 32.
Сам Генон посвятил целый ряд статей сопоставлению символики "пещеры сердца" и "космической пещеры", под которой следует понимать все мироздание. В них дается более или менее исчерпывающий ответ на вопрос об Агартхе и Царе мира. "Область живых" доступна лишь тому, кто сумел отождествить "пространство сердца" с божественным "градом Брахмана", как о том говорится в Упанишадах: "Поистине, тот кто знает этого высшего Брахмана, сам становится Брахманом… Он преодолевает скорбь, преодолевает зло, освобожденный от уз в тайнике сердца, он становится бессмертным". [17]
17
Упанишады. М., 1967. С 185.
Того, кто хотя бы чисто умозрительно вникнет в суть этого отождествления, перестанут тревожить чересчур заземленные вопросы о большей или меньшей реальности Агартхи и о ее пространственной локализации. "Географические, исторические, да и все прочие факты, — пишет Генон в заключение своей работы, — сами по себе имеют лишь чисто символический интерес, что, впрочем, не только не исключает их непосредственной реальности, но и наделяет ее высшим смыслом".
Недосягаемая Агартха — это сердце человеческое. Царь мира — человек» осознавший свою причастность ко всей полноте абсолютного бытия. Отныне над ним не властны ни звери, ни люди, ни боги.
Ю.Н. Стефанов
Глава I. ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ОБ АГАРТХЕ НА ЗАПАДЕ
Книга Сент-Ив д'Альвейдра "Миссия Индии", опубликованная посмертно, в 1911 г., содержит описание таинственного центра посвящения, именуемого Агартхой; многим из читателей этой книги она могла показаться плодом воображения, вымыслом, не имеющим никакого отношения к реальной действительности. Такое суждение в известной мере оправдано, особенно, если понимать буквально некоторые из содержащихся в ней неправдоподобных деталей; это наверняка сознавал и сам автор, не спешивший выпустить в свет давно уже написанное, но не до конца отделанное произведение. С другой стороны, упоминания об Агартхе и ее владыке Брахматме до сих пор встречались только в романах Луи Жаколио, писателя весьма малосерьезного, на чей авторитет полагаться ни в коем случае нельзя. Впрочем, лично мы думаем, что в бытность свою в Индии он мог получить кое-какие сведения относительно Агартхи, но в его романах они получили совершенно превратное и фантастическое толкование. Так обстояло дело до 1924 г., когда произошло новое и в какой-то мере неожиданное событие: выход в свет книги Фердинанда Оссендовского "И звери, и люди, и боги", в которой он описывает свое полное приключений путешествие по Центральной Азии в 1920–1921 гг. В заключительной части книги содержатся сведения, почти полностью совпадающие с сообщениями Сент-Ива. Шумиха, поднятая вокруг этой публикации, является, на наш взгляд, подходящим поводом, для того чтобы прервать заговор молчания вокруг вопроса об Агартхе.
Как и следовало ожидать, скептически или недоброжелательно настроенные критики не постеснялись обвинить Оссендовского в вульгарном плагиате, приводя в качестве подтверждения своих нападок совпадающие по смыслу отрывки из обоих сочинений, а надо сказать, что таковых и впрямь наберется немало, причем совпадения даже в деталях бывают просто поразительными. Начать хотя бы с того, что кажется самым невероятным у самого Сент-Ива, а именно, с утверждения о том, будто существует некий подземный мир, простирающий повсюду, под всеми материками и даже океанами, свои разветвления, посредством которых осуществляются незримые связи между различными областями Земного шара. Что же касается Оссендовского, то он, не беря на себя ответственность за подобное утверждение и даже сомневаясь в его достоверности, приписывает его различным людям, с которыми он встречался во время своих странствий. Среди более частных параллелей следует отметить пассаж, в котором описывается "Царь Мира", стоящий перед гробницей своего предшественника, то место, где поднимается вопрос о происхождении цыган, будто бы живших некогда в Агартхе, [18] и многое другое. Сент-Ив пишет, например, что во время празднования подземных "Космических мистерий" путники, идущие по пустыне, волей-неволей останавливаются, а все живое вокруг в ужасе замирает. Оссендовский уверяет, что сам присутствовал при одном из таких явлений. Есть в их книгах и еще одно странное совпадение: история ныне исчезнувшего острова, населенного необыкновенными людьми и животными, и, хотя Сент-Ив в данном случае цитирует пассаж из Диодора Сицилийского, в котором описывается плавание Ямбула, а Оссендовский говорит о путешествии некоего буддийского монаха из Непала, в обоих эпизодах содержится много общего; если и впрямь существуют две версии этого рассказа, происходящие из столь разных источников, было бы интересно отыскать эти источники и сопоставить их между собой.
18
В этой связи следует сказать, что судьба народов, претерпевающих "муки рассеяния", — самым ярким примером такого рода можно считать цыган, — и в самом деле содержит в себе нечто загадочное, заслуживающее внимательного рассмотрения.