Цареградский оборотень
Шрифт:
Кто-то из Туровых, тем временем, проходил мимо, кто-то поблизости хлопотал у овинов, не замечая пришельцев. Брога все чаще оглядывался, хвалясь слободской тропою, и хитро подмигивал.
Наконец тропа вывела прямо под самую высокую, угловую вежу кремника. Вал у подножия деревянной башни был усеян яблочным огрызками.
Брога вдруг замер и, подняв руку, растопырил пятерню:
– - Княжич! Дальше -- поворот. Можно по тропе идти прямо в кремник. Что велишь?
Стимар растерялся и стал озираться по сторонам. Место было открытым, не считая
– - Глянь, кто там, на веже, яблоки грызет,-- не придумал ничего более важного княжич.
Брога оставил тропу, быстро взбежал на вал кремника и, задрав голову, стал приглядываться под облам, в длинную щель-бойницу под нависавшим выступом сруба в верхней части вежи.
Из той бойницы, предназначенной для стрельбы в подошву стен, вылетело цельное яблоко и едва не угодило Броге в лоб.
– - Рат!
– - в полный голос кликнул слобожанин того, кто “стерег” вежу.
Княжич затаил дыхание: Брога назвал не чужоеимя. Рат приходился ему племянником. Когда княжича забирали к себе ромеи, Рату шел девятый год.
– - Чего тебе, Слобода?
– - донеслось сверху.-- Шустро подобрался.
– - Да вот думаю Турову яблоньку обтрясти.-- И Брога крепко уперся руками в вежу.
– - Гляди, вчерашний дождичек стрясешь...
Брога успел спрыгнуть с вала, едва не попав под “дождик” веселого Рата, любившего, как и Уврат, всякие злые каверзы.
– - Ромеев, небось, уже видал,-- донесся голос с башни,-- раз давно мышкуешь.
– - Как же, видал,-- важно усмехнулся Брога, подмигнув княжичу.-- Два рогатых да три кудлатых...
– - А шесток -- ты без порток!
– - опередили с башни.
– - Теперь-то что, велишь, княжич?
– - растерянно зашептал Брога.
– - Зови его за раками,-- велел Стимар, вспомнив, что для Рата в давние времена то была самая любимая охота.-- На Свиной Омут... Скажи, что княжич зовет.
Брога передал.
– - Какой княжич?
– - удивилась вежа.
Сердце у Стимара вдруг гулко застучало, словно молот в ближайшей кузне, и он не выдержал -- вышел из защиты слободской тропы и твердым шагом подступил к веже.
– - Слезай, Рат!
– - крикнул он, довольный, что ошеломит родича.-- Стимар тебя зовет! Или у тебя с твоими раками уже договор на меже?
Брога гоготнул позади.
На башне затихли. И вдруг в ее утробе загремело что-то, будто котел уронили на лестнице.
– - Княжич?!
– - донесся сверху чей-то испуганный голос, не Ратов.
– - Он!
– - изумленно подтвердил Рат.-- Выколи мне глаз, он!
Снова гулко, еще громче загремело внутри вежи, и сама вежа будто покачнулась из стороны в сторону.
– - Княжич Стимар!
– - раздался крик уже внизу, за стеной кремника.--
Весь град внезапно зашумел, как людное торжище. Во все стороны сорвались со стен и тына сороки да галки.
Первой к княжичу подскочила под ноги собака, но, поджав хвост, залилась испуганным лаем и попятилась.
Брога, почуствовав, что праздник чужого рода не для него, тоже стал отступать и, когда княжич поднял на него глаза, только развел руками и рассеянно пробормотал:
– - Гляди-ка, все признали, а эта холопка не признала.
Лай донесся и до ушей старого жреца Богита, и до ушей силенциария Филиппа Феора, и оба насторожились. Богит увидел над градом кроваво-алую радугу и пуще устрашился того, что уже ничем не предотвратит беду, грядущую вместе с княжичем в кремник. Силенциарий же вспомнил, как однажды из цареградской ночи донесся подобный этому лай а потом, спустя много дней, ему рассказали, что собака лаяла перед воротами на человека, принесшего в город чуму.
– - Ничего. Скоро признает,-- надеялся княжич Стимар, радуясь заклубившейся вокруг него суете.
На закате того же дня, в который, словно в прорубь посреди омута, провалились все девять лет и зим цареградской жизни, княжич Стимар посреди глухой рощи, окружавшей Дом бродников, сидел на его гнилом крыльце, и пытался вспомнить все страшные события, успевшие произойти перед вратами кремника еще до полудня.
Минувший день казался ему теперь чужим темным домом, по которому его стал неохотно водить какой-то незримый хозяин. Хозяин дома держал в руке светильник. Проходя мимо предметов, он ненароком освещал их, и Стимар не успевал ничего толком разглядеть и соединить предметы в единую мозаику-картину.
Он замечал то рыжую собаку, испуганно поджавшую хвост, то растерянные глаза Броги, то его круглую блестящую серьгу, то чью-то поднятую руку, то остановившееся в стороне колесо.
...Открывались перед княжичем врата кремника, и навстречу ему устремлялись две вереницы сестер в белых срядах. Сестры несли на вытянутых руках маленькие пшеничные снопы и пели величальную. Княжич присматривался к сестрам, старался всех узнать -- и старших, и самых младших, что родились, пока он жил в сорока птичьих перелетах от Большого дыма, и по лицам старался угадывать их имена.
Между вереницами, замыкая их ход, торжественно ступал сам князь-старшина Вит, держа в руках родовой священный меч Дар.
Стимару казалось, будто он сам плывет в лодке между вереницами сестер навстречу князю, и теперь, в своем воспоминании, ему очень хотелось оглянуться назад. Но в воспоминании, как и в недобром сне, нельзя оглянуться.
Князь-старшина приблизился, поднял на руках меч, и стал произносить имена. Так, остановившись перед княжичем, он повел ему навстречу череду-вереницу предков от седьмого колена Турова.