Царетворец. Волчий пастырь
Шрифт:
Здесь было удивительно тепло, уютно, светло; все также мягко обволакивая играла приятная музыка, у источающих божественные ароматы столов в готовности расположились «официанты».
– Желудки! – жестко нарушил миг прикосновения к привычной реальности Глотка. – Забираем из ранца тент индивидуального укрытия, и один индивидуальный рацион. Один! Кто из вас организмов попробует взять два, сразу отправится домой! Имейте ввиду, желудки, один рацион – на все трое суток отбора! Быстро, быстро, вперед шевелитесь, тупые животные, что встали?! – закричал старший инструктор, быстрыми шагами передвигаясь вдоль строя.
После
– Первый! Где ты, мой любимчик, которого я запомнил?
Боги, ну почему именно сейчас? Он же мог сделать это позже!
– Здесь, старший инструктор мастер-наставник! – откликнулся я.
– Ты слишком хорошо выглядишь! Мне это не нравится! – подскочив вплотную сообщил Блайд, брызгая слюной мне прямо в лицо. Ответить я даже не успел – он тут же отстранился, последовал резкий удар, и я упал с беззвучным криком.
Этот у-у-у-ухх какой хороший профессионал своего дела ударил мне стеком по бедру, добавив импульса силы, и по ощущениям сломал ногу.
– Больно? Ути-пути, мой хороший… – наклонившись надо мной, сочувственно поинтересовался старший инструктор.
– …может обратно к девочкам? – добавил он повысив голос и уже крича мне прямо в лицо, привычно брызгая слюной. – Может быть вы все, желудки, уже хотите домой?! – выпрямился он, оглашая палубу криком, заглушавшим даже приятную музыку.
У кого другого голос сел бы еще на бегу к временному лагерю; Глотка же на то и Глотка, чтобы истошно орать на нас все сутки отбора. Не знаю, что они – старшие инструктора едят, но факт: глотки у всех луженые.
– Никак нет, старший инструктор мастер-наставник Блайд! – ответил я, с усилием поднимаясь, и принимая положение «вольно». Получалось не очень – палуба аэростата блаженно теплая, и замерзшие ступни оттаивали, уже начиная кровоточить. Так, что ноги иногда чуть проскальзывали по ровном полированном покрытии.
– Слушайте меня, организмы! Сейчас мы снова уходим в лагерь отбора, и больше сюда, на аэростат, не вернемся. Все, что будет с вами – это плащ-палатка чтобы накрыться от снега и ветра, ваши соратники чтобы согреться теплом их тел и один дневной рацион, который вы сожрете только на исходе вторых суток, желудки! Те, у кого в пустых котелках осталось хоть чуточку мозгов, могут остаться здесь и завершить свою нелепую попытку стать спартанцем!
По трапу я переходил последним. С трудом двигаясь со сломанной ногой. И видел всех, кто шел впереди меня – явно уже не сорок два кандидата. Оборачиваясь, рисковал. Но интересно же. Да, так и есть – сразу шестеро остались на палубе.
И когда обернулся обратно, по направлению движения, столкнулся со взглядом серо-стальных глаз сопровождавшей нас инструктора-спартанки. Как появилась, не было же ее? Телепортация или пелерина невидимости?
На эту сопровождающую нас девушку спартанку, изредка попадавшуюся мне на глаза, я уже обращал внимание – лекарь, судя по небольшой выцветшей татуировке змей-и-посоха Асклепия на шее под ухом.
– В твоих интересах как можно раньше упасть и ползти, – негромко произнесла инструктор, словно невзначай оказавшись рядом.
Спартанка сейчас не врала, и не провоцировала: для подтверждения искренности она подняла руку, на которой блеснул силой перстень спартанского гладия. Целительница определенно и искренне хотела мне помочь.
Уж кому, как не мне, это знать: отбором мясорубки руководят немногочисленные инструктора, а вот остальные сопровождающие, якобы рядовые сержанты – это индигеты, офицеры Корпуса, ответственные за жизнь и здоровье кандидатов. Я сам, во время службы в Корпусе, сопровождал так несколько отборов. И знал, зачем именно мне сейчас нужно упасть и ползти.
Но делать этого не собирался. Не дождетесь: потому что тогда я, есть вариант, перестану быть «Первым». И забрать это звание обратно будет непросто.
Прошлый отбор первым я начал, и первым закончил. Правда в прошлый раз ногу мне ломали гораздо позже. Но я осознавал, что мучаться оставалось недолго: каждый рассвет – время лекарей, когда кандидатов приводят в полный порядок. До рассвета оставалось всего несколько часов, и всего лишь одна дистанция пройденной тропы новичка.
Так что отвечать я спартанке-целительнице не стал. Да и не смог бы – она уже, я даже не заметил как, снова исчезла из вида. И я снова так и не понял, телепортация это, или же пелерина невидимости.
Зато ковыляя вперед, я видел, что колонна передвигается вперед уже бегом, скоростью больше близкой к быстрому шагу. Я шел последним, с трудом переставляя ноги по расхоженной снежной каше поля. Но все еще не теряя из виду хвост колонны – так, чтобы меня не сочли безнадежно отставшим.
В голове пульсировала только одна мысль – двигаться вперед, держаться на ногах.
Просто продержаться. Осталось всего шестьдесят восемь часов, это исчезающе краткий миг в масштабе одной жизни.
Безнадежно продолжая ковылять в конце колонны, я вдруг увидел лежащее в снегу и едва подающее признаки движения тело.
Я дождался. Я смог.
Падали на тропе многие. Но не я первым не поднялся.
Передо мной, в растоптанном снегу проторенной тропы валялся худой и светловолосый парень. Тот самый слабый римлянин с серо-стальными глазами лириумщика, привлекший мое внимание еще во время марша в горы. Неподалеку от упавшего возвышался инструктор, внимательно наблюдая. Римлянин пытался ползти, но получалось у него это не очень хорошо – действо больше походило на барахтающегося жука.
Почему опять я крайний? – с грустью, через боль, подумал я, опускаясь на одно колено рядом с упавшим. И, подхватив его, протянул вверх, помогая подняться. Краем глаза при этом заметил совсем рядом спартанку с выцветшей татуировкой Асклепия.
Странно, у нее ко мне что-то личное? Судя по всему, она меня персонально сопровождает…
Эти мысли, под тяжестью обессилевшего римлянина, отошли в сторону. Он шел с трудом, подволакивая правую ногу – сильно изрезанную, уже с красными пятнами обморожения. Я с трудом ступал на сломанную левую. И таким нелепым организмом, с двумя ходячими ногами на двоих, мы смогли преодолеть около сотни метров, пока остальная колонна уходила все дальше вперед, постепенно скрываясь из вида.
И когда основную группу впереди уже стало не различить, инструктор-спартанка, сопровождающая лично меня, что-то сказала в коммутатор. И уже через несколько секунд с той стороны где скрылась из вида общая группа, послышались крики.