Цареубийство. Николай II: жизнь, смерть, посмертная судьба
Шрифт:
Однако, когда намеченный день придвинулся и стало ясно, что демонстрация примет небывалый размах, власти охватила паника. Пример подал сам государь: заблаговременно убрался в Гатчину. 8 января вечером Святополк-Мирский собрал совещание. На нем был принят план градоначальника Фуллона и генерал-губернатора Трепова – самое нелепое из всех возможных решений: не препятствовать демонстрантам при прохождении по улицам города, но на Дворцовую площадь не допускать, загородив подходы к ней полицейскими кордонами; а в случае отказа разойтись, пустить в ход оружие. Если
Пока шло заседание у Мирского, к Витте, видимо, как к наиболее здравомыслящему представителю власти, пришла депутация от редакции «Наших дней» (включавшая Максима Горького). Делегация просила принять срочные меры для недопущения кровопролития. Обер-министр без портфеля, уязвленный тем, что даже не приглашен на совещание к Мирскому [59] , ответил, что он ни во что не посвящен, помочь не может. Все же он позвонил Мирскому и попросил выслушать депутацию; тот ответил, что принять ее не может.
59
Приглашению Витте воспротивились некоторые министры, в особенности В.Н. Коковцов, который имел с ним счеты и потом сводил их до конца жизни, в том числе в своих двухтомных воспоминаниях. О совещании у Мирского вечером 8 января он пишет в таких выражениях, будто оно не имело никакого значения, а сам он в нем хотя и участвовал, но к принятию решения никакого отношения не имел. (Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания. 1903–1919. Книга 1. М.: Наука, 1992* С. 62.)
На следующий день страна содрогнулась от кровавой расправы, в которой неизвестно, чего было больше – трусости, подлости или бездушия. Либеральная печать, вчера еще благоволившая к Святополку-Мирскому, обвиняла его в «слабости» и в этом сошлась с дворцовой камарильей. Недолгая эпоха «доверия к обществу» кончилась. «Слабый» Мирский был отставлен, зато позиции «сильного» Трепова – главного виновника Кровавого Воскресенья – укрепились.
Министром внутренних дел царь назначил добродушного А.Г. Булыгина. Он много лет состоял вторым человеком в Москве после генерал-губернатора Сергея Александровича, но не имел никакого влияния, так как все держал в своих руках Д.Ф. Трепов. Теперь Трепов стал заместителем («товарищем») Булыгина. Двоевластие продолжалось!
Генерал Трепов представлял собой ухудшенное издание Плеве. Он был столь же «решителен», но необразован, глуп и обладал склонностью влипать в нелепые ситуации, вроде команды «смотри веселей», отданной на похоронах Александра III.
Кровавое Воскресенье стало детонатором новой волны беспорядков, перекинувшихся теперь даже в армию и во флот. В феврале в Москве был убит великий князь Сергей Александрович. Акция эсера Ивана Каляева была тем более бессмысленной, что великий князь уже был в отставке. Но общественный резонанс от нее был еще больший, чем от недавнего убийства Плеве: ведь жертвой
Николай в высшей степени странно отреагировал на гибель августейшего дяди и свояка [60] . Через два часа после получения страшного известия иностранные послы стали свидетелями изумившей их сцены: государь и великий князь Сандро сидели на узком диване и изо всех сил спихивали с него друг друга; и оба заливались хохотом…
Говорило ли это о чудовищной бессердечии Николая, в чем его упрекал А.Ф. Кони, или он пребывал в шоковом состоянии, когда атрофируются все чувства, или это был истерический хохот непреодолимого страха? Кто может это знать!..
60
Сергей Александрович был женат на сестре царицы Александры Федоровны – великой княгине Елизавете Федоровне.
Если осенью 1904 года царь отверг предложение Святополка-Мирского пополнить государственный совет выборными представителями земств, а в декабре – вычеркнул из его
программы пункт о представительных учреждениях, то летом 1905 года уже спешно обсуждался законопроект о Булыгинской Думе – по имени автора проекта, нового министра внутренних дел. Дума намечалась не как законодательный, а только как законосовещательный орган, но – избираемый!
6 августа 1905 года царь издал манифест о «даровании» представительных учреждений. Он вынужден был пойти на такую уступку, ибо земля – в буквальном смысле – горела под ногами российского самодержавия.
«Вся Россия была в огне, – живописал Великий князь Сандро. – В течение всего лета [1905 года] громадные тучи дыма стояли над страной, как бы давая знать о том, что темный гений разрушения всецело овладел умами крестьянства, и они решили стереть всех помещиков с лица земли. Рабочие бастовали. В черноморском флоте произошел мятеж, чуть не принявший широкие размеры» [61] .
Однако, речь шла не о всенародном представительстве: рабочие, студенты, солдаты, бедный городской люд, как и женщины, не получали никаких избирательных прав. Остальное население было разбито на курии, в которых выборы должны были проводиться многоступенчато, в каждой – по своей норме. Преимущество получали дворяне и верхний слой буржуазии, а следом шло крестьянство. Вопреки тому, что происходило в стране, Николай упрямо продолжал верить, что крестьяне консервативны и стоят за неограниченного царя-батюшку. Он полагался на крестьян даже больше, чем на дворян: среди них было много «умников», то есть интеллигентов, выступавших с теми или иными «мечтаниями» об ограничении царской власти.
61
Вел. кн. Александр Михайлович. Указ. соч. С. 341.
Конец ознакомительного фрагмента.