Царевна, спецназ и царский указ
Шрифт:
— Я попробую сегодня. Если не выйдет — для универсального противоядия мне понадобятся кое-какие ингредиенты, — небрежно сообщил он. — Добыть их будет непросто, но ничего невозможного.
Богатыри закивали. Надо хорошенько выспаться этой ночью. Ведь, очень может быть, в путь придется отправляться уже с утра.
Михайла едва успел закрыть глаза, когда весь дом буквально сотрясся от громового раската. Что за ерунда? Небо весь день было ясным.
Впрочем, уже в следующий миг пришло осознание:
“Олешек!” — было первой мыслью. К громоподобному богатырскому храпу Олешека все поначалу привыкали тяжко. Впрочем, за день воины обычно уставали так, что засыпали, едва коснувшись головами подушек. Вон, даже царевна в конце концов привыкла.
Однако сейчас храп был таким, что даже для Олешека — да и для всех богатырей разом — пожалуй, было чересчур.
Михайла резко сел — чтобы уставиться на Олешека, так же сидящего на своей постели и ошалело крутящего головой.
Глава отряда оглянулся. Все братья недоуменно переглядывались. Не хватало здесь только Ратмира, оставшегося мудрить над своим декоктом. А стены между тем продолжали сотрясаться.
Михайла прислушался, не веря себе. Храп доносился откуда-то снизу.
Старшой поднялся первым и направился к лестнице как был — босиком и в одном исподнем. Следом за ним в молчании потянулись остальные богатыри.
Вскоре все шестеро задумчиво стояли у постели царевны под лестницей.
Алевтина была все такой же бледной. Такой же неподвижной.
А еще юная царевна Алевтина Игнатьевна храпела, как дикий вепрь.
— Ну… — несмело произнес Светик. — Храпит совсем как живая.
— Живые так не храпят! — со страданием в голосе пробормотал Олешек.
Акмаль, протянув руку, потрогал щеку царевны.
— Холодная, — сообщил он.
У изголовья Алевтины беззвучной темной тенью возник Ратмир. В ответ на мрачные взгляды братьев он лишь пожал плечами.
— Побочный эффект. Что?! Я говорил, что декокт экспериментальный.
— Ага, — еще мрачнее качнул головой Михайла. — И?
— И эксперимент был неудачным, — ровно сообщил Ратмир. — Общее состояние без изменений.
— Ага. А побочный эффект?
— Он есть.
Богатыри переводили глаза с Ратмира на Михайлу, которые будто перебрасывались мячом. При этом лица у обоих оставались совершенно каменными.
— И? Его можно… убрать?
— Само пройдет.
— Когда?
Чародей поднял глаза к скошенному потолку.
— К утру — точно. Хлебный мякиш в уши. Помогает!
Чародей невинно покосился на Олешека, и все протяжно застонали.
В середине ночи чародей все еще сидел за столом в горнице, в свете полуоплывшей свечи торопливо водя пером по бумаге. Заново воспроизвести свою многолетнюю работу — невозможно, но этого и не требуется. Достаточно вспомнить результаты и перепроверить расчеты. Ничего не упустить. Чем раньше добыть ингредиенты для универсального противоядия, тем скорее удастся разбудить царевну. Потому что пищевые отравления…
Впрочем, всякая теория, пусть даже кажущаяся безумной на первый взгляд, должна быть проверена опытным путем в целях исключения вероятностей.
Храп все еще разносился по дому, но то ли стал уже тише, то ли колдун притерпелся к нему — во всяком случае, слышать другие звуки эти раскаты Ратмиру не мешали.
Ступеньки лестницы негромко заскрипели. Не в первый раз за эту ночь.
Маг без диплома закатил глаза и покачал головой. А потом склонился пониже над бумагами, всем своим видом показывая, что не замечает и не слышит ничего вокруг.
Кто-то крадучись, на цыпочках, прошел от лестницы к углу за занавеской.
Ратмир скучающе потарабанил пальцами по столу и подтянул к себе один из листков с коротким списком из нескольких имен.
Зря они, конечно, надеются. Любовь — один из самых ненадежных параметров в магической науке. И обычно подразумевается по-настоящему сильное, глубокое чувство. А найти границу между дружеской привязанностью, симпатией, едва зародившейся влюбленностью и истинной любовью — так непросто, что мало кто из магов решается использовать этот параметр всерьез.
Если царевна и успела в кого-то влюбиться — вряд ли это уже переросло в настоящее глубокое чувство, способное победить любые чары.
Если магическая составляющая яда завязана на любви, а царевна никого пока всерьез не любит — то разбудить ее поцелуем, как задумано создателем отравы, никто и не сможет. И тогда спасет ее только Ратмирово зелье. А для этого поработать придется всему отряду.
Впрочем, кто знает — даже самую малую вероятность не стоит отбрасывать, не проверив экспериментально.
Много времени это не занимает — зайти, наклониться к девушке, поцеловать. Всмотреться в темноте, убедиться, что изменений нет. Печально вздохнуть, выйти.
В точно рассчитанное мгновение занавеска вновь колыхнулась. Тот, кто вышел оттуда, так же на цыпочках прокрался обратно к лестнице.
Чародей вычеркнул очередное имя в списке.
Что и требовалось доказать.
К утру “побочный эффект” и впрямь прошел, как не было. Царевна была неподвижна и бездыханна, как прежде.
Никто этим утром не заикался ни о завтраке, ни о тренировке. Не до того.
За столом, заваленным бумагами, положив голову на локти, сидя спал Ратмир. На бесчисленных исписанных листах теснились формулы и столбики цифр, ни о чем не говорящих непосвященному.
А вот под головой чародея, наполовину скрытый еще и его рукой, лежал одинокий листок, на котором убористым мелким почерком был выведен в столбик список недостающих ингредиентов.
Михайла аккуратно, стараясь не потревожить спящего, вытащил листок и поднял голову. Все братья уже столпились вокруг.