Цари-жрецы
Шрифт:
Annotation
Новинка от признанного мастера романов о Египте! Завораживающая история любви и предательства. Истинные чувства способны растопить даже жестокое сердце фараона.
Ги Раше
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
Ги Раше
1
Выйдя из воды, которая, к его удивлению, оказалась теплой — так даже лучше, потому что теплая вода чище отмывает тело — Хети потянулся и вздохнул. Он охотно провел бы еще какое-то время в этом месте, которое представлялось ему подобным Полям Иалу — садам, где вечно живут души умерших, оправданных богиней Маат.
Он покинул Малкилима и его гостеприимных соплеменников… Когда же? Он точно не помнил. Пять дней назад? Нет, скорее шесть. Он шел по пустыне два длинных дня. Но эта пустыня — он не знал точно, была это Мадиана или Сеира — оказалась менее суровой, чем пустынные местности, по которым он шел, покидая Египет. Вдали вздымались горы, и даже отсюда было видно, что они покрыты растительностью — зелени было немного, но ее вполне могло хватить травоядным животным для пропитания. Он обычно, как и сегодня, останавливался на ночлег под вечер и всегда находил достаточно зеленых листьев, чтобы соорудить себе не слишком жесткое ложе. Сегодня вокруг него кипела ночная жизнь, в то время как в пустыне, которую он совсем недавно покинул, он улавливал только еле слышное шуршание насекомых, но чаще — шум ночного ветра, бьющегося о растрескавшиеся склоны ближайших холмов. Иногда до него доносился далекий вой волка или хохот гиены — эти звуки прогоняли сон. В дневное время он иногда видел в туманной дали стада газелей, а однажды — даже силуэты львов. И сколько бы он ни шел, в небе над ним кружили орлы и соколы.
А потом он пришел к этому оазису, который окружали закрывающие горизонт высокие холмы, покрытые густой растительностью. И здесь, меж двух утесов с крутыми склонами, он нашел речушку, терявшуюся в песках, — речушку, над теплыми водами которой поднимались легкие облачка пара, распространяя вокруг странный запах, происхождение которого Хети определить не удалось. Но у подножия одной из скал, на которой ветер и время оставили свои отметины, брал свое начало источник. Его чистая и прекрасная на вкус вода была совсем не похожа на зеленоватую воду реки, в которой растворялись его струи. А вокруг реки, в узкой долине, сплетались в изумрудный узор густые заросли кустов и низкорослых деревьев — таких в своем родном Египте Хети не доводилось видеть.
Теплые воды реки, судя по всему, не привлекали крупных травоядных животных, следовательно, и хищников — за те несколько дней, что он провел в этом безлюдном месте, Хети не видел ни газелей, ни животных, которые могли бы представлять хоть какую-то опасность. Именно это обстоятельство позволило Хети наконец вкусить радость спокойного сна, чего ему так не хватало с тех самых пор, как он начал свое путешествие по пустыне. Заросли кустарника стали для него убежищем, там он устроил себе удобную постель из зеленых веток. Кочевники из племени шасу научили его, что в таких местах следует опасаться только желтых скорпионов и змей. Но он не видел ни одного скорпиона. Должно быть, они прятались под камнями. Что касается змей, которых, и правда, в этом месте было множество, Хети их совсем не боялся. Единственное, что заставило его задержаться в этом райском уголке посреди пустыни, было желание поймать дюжину змей. Чтобы приручить змей, Хети стал подкармливать их — ловил для них мышей и других грызунов, используя ловушки собственного изготовления. Очень скоро он приобрел над змеями такую власть, что они, без сомнений, весьма удовлетворенные возможностью обильно кормиться, не прилагая для этого никаких усилий, целыми днями спали на солнце в непосредственной близости от Хети. Развлечения ради он время от времени брал одну из них и разговаривал с нею, держа голову змеи близко к своим губам, не опасаясь, что та его укусит.
По привычке, которая появилась у него за время пребывания в этом оазисе, Хети искупался, напился воды из источника и взобрался на вершину скалы, возвышавшейся над водной гладью. С этого места открывался прекрасный вид на окрестности. Он часто видел стада газелей, а ближе к горам — каменных баранов, но никогда — львов или людей. Вернее, до сегодняшнего дня. Сначала ему показалось, что вдали, на пляшущей под музыку солнечного света и раскаленного воздуха линии горизонта, появилась череда движущихся точек. Хети приставил руку ко лбу, чтобы защитить глаза от лучей солнца, светившего прямо в лицо, и застыл на месте в надежде рассмотреть получше то, что его заинтересовало. Вскоре он понял, что точки не только приближаются, но и увеличиваются в размерах. И он стал ждать — терпеливо, как в подростковом возрасте, когда он долгое время находился в пустыне у Южного моря, изучая повадки животных. По прошествии какого-то времени точки обрели форму; спустя еще некоторое время Хети различил группу мужчин, которые вели за поводки ослов.
Он вспомнил, что говорил ему Кеназ об исмаилитах. Но пришельцы, скорее всего, не были исмаилитами, а значит, не представляли угрозы для случайного путника. Торопливо спускаясь со своего наблюдательного пункта, Хети размышлял о том, что могло привести людей в это пустынное место. Может, лучше было бы как можно быстрее уйти отсюда? А что, если вновь пришедшие обратят его в рабство? Без сомнений, лучшее решение — покинуть это место, напоминавшее владения богини Амаунет. Ему пришло на ум, что этот оазис показался ему таким чудесным потому, что много дней до этого он провел в негостеприимной пустыне. И в то же время, возвращаясь мыслями в деревню, где прошло его детство, он понимал, что этот оазис по сравнению с родными пенатами — забытое богом место. Воспоминания о родине должны были подтолкнуть его к бегству, но… Хети был любопытен и храбр, тем более что эта встреча не казалась ему слишком опасной. Поэтому после недолгого раздумья он надел свою набедренную повязку и проверил расставленные ранее ловушки. В них оказались пара зайцев и три маленьких грызуна. Устроившись под акацией, он стал снимать шкуры с зайцев. И тотчас же, несомненно, привлеченные запахом, рядом появились змеи и замерли в ожидании момента, когда он бросит им добычу.
Затем он взял глиняную чашу с выщербленной кромкой, найденную здесь же. Должно быть, ее забыл кто-то из путешественников, останавливавшихся в оазисе. Хети наполнил чашу водой, чтобы время от времени смывать заячью кровь с пальцев, и поставил ее рядом с собой. С другой стороны он положил два дротика и бронзовый кинжал — чтобы вновь прибывшие видели, что он вовсе не слабак, неспособный за себя постоять.
Закончив с зайцами, он разжег огонь в очаге, который сложил в первый день своего пребывания в оазисе, насадил тушки на вертела, изготовленные из дерева с прочной древесиной, пристроил их над огнем и уселся, ожидая, пока жаркое будет готово. Время от времени вставая, чтобы повернуть вертела, Хети поздравлял себя с хорошей добычей — пойманные зайцы были достаточно большими, чтобы он мог, не стыдясь, предложить гостям разделить с ним трапезу.
Гости не замедлили появиться на гребне холма, возвышавшегося над речушкой. Их было шестеро — шестеро взрослых мужчин, ведших с собой трех ослов, груженных поклажей. Хети подумал, что люди, которые поют на ходу под аккомпанемент своих товарищей — один пощипывал струны необычной лиры, у которой был корпус, а второй выдавал длинные волнующие трели, играя на тростниковой дудочке, — скорее всего, не имеют дурных намерений. Рассмотрев пришельцев получше, Хети вздохнул с облегчением: ни на ком из них не было такой набедренной повязки или головного убора, какие обычно носят исмаилиты. Каждый из них был одет по-особому: на двоих были широкие набедренные повязки, на троих — длинные туники, совершенно не похожие одна на другую; у шестого путника набедренная повязка была и вовсе чудной — нечто похожее на толстый валик охватывало талию, а конец спускался к промежности. У одного из мужчин туника была яркой, разноцветной, украшенной бахромой, причем на вид ткань казалась очень плотной. «Как ему, должно быть, жарко в такой одежде», — подумал Хети.
Заметив египтянина, путешественники остановились, и мужчина, который шел во главе группы, поприветствовал Хети от имени всех своих товарищей. Хети ответил ему, соблюдая традиции своего народа, но на ханаанейском наречии:
— Добро пожаловать!
— Меня зовут Шукрия, — назвался мужчина.
— Ты тоже шасу? — спросил у него Хети.
— Мы, и я, и мои товарищи — хабиру.
Хети, который ни разу не слышал о таком племени, кивнул, так и не осмелившись спросить, кто такие хабиру, — из опасения обидеть Шукрию своей неосведомленностью. Он ответил в той же манере, решив таким образом выразить свое уважение: