Царица Хатасу
Шрифт:
Незнакомцу, по–видимому, была отлично известна топография этого места. Ни разу не спросив дорогу, он уверенно миновал массу полуразвалившихся построек и вышел на длинную улицу, обрамленную с обеих сторон садами. У самого большого и ухоженного сада незнакомец остановился и несколько раз стукнул в маленькую дверь, пробитую в стене. Почти сразу появилась седая голова старого негра.
– Открой скорей, Ри! Это я, – сказал незнакомец.
Восклицание радости и удивления сорвалось с губ старика.
– Ты здесь, господин! Какое счастье! – сказал он, открывая дверь.
– Здравствуй, старина. Как здоровье твоей госпожи? Дома она?
– Да, господин. Она должна быть на плоской крыше.
– Хорошо, Ри. Вернись на свой пост. Я пройду один.
Быстрыми шагами он направился к большому изящному дому, окруженному вековыми деревьями. Пройдя прихожую и несколько пустых комнат, он поднялся по спиральной лестнице и остановился у входа на обширную террасу, убранную редкостными растениями.
На ложе, спиной ко входу, лежала очень пожилая женщина. В молодости она, должно быть, отличалась необыкновенной красотой. Седые, но все еще густые и вьющиеся волосы обрамляли гордое бронзовое лицо с правильными чертами. Черные глаза светились умом и энергией молодости.
– Вот и я, бабушка! – сказал таинственный гость, сбросив на пол плащ.
Оказалось, что это юноша ниже среднего роста. Вся его маленькая гибкая фигура дышала силой и энергией. Большие черные глаза, сверкавшие гордостью и отвагой, оживляли правильное лицо, которому улыбка, появившаяся в эту минуту, придала какую–то странную и неожиданную прелесть.
Услышав этот металлический голос, женщина вскочила и протянула руки юноше.
– Наконец–то я снова вижу тебя, мой дорогой Тутмес, – повторяла она, осыпая его ласками. – Я уже не надеялась больше на это счастье при жизни. Когда же я узнала, что тебя позвали сюда жрецы… О, как я переживала!
– Да, великий жрец вызвал меня, и я должен был рискнуть сбежать из крепости. К тому же мне хотелось увидеть тебя, бабушка, и Фивы. Ты не можешь себе представить, какое ужасное чувство угнетает сердце изгнанника, – добавил юноша, приглаживая свои густые, кудрявые волосы.
– Танафи, ступай и приготовь обед нашему молодому господину! Он утомился в пути, – сказала матрона старой рабыне, сидевшей у ее ног с опахалом в руках. Как только та вышла, она прижала к себе внука и поцеловала его в лоб.
– Неужели ты думаешь, что страдаешь один? – спросила она.
– Нет. Я знаю, что ты любишь меня. Но пойми, какое мучение чувствовать себя молодым, деятельным, призванным по праву повелевать – и жить забытым в каких–то болотах!
С этими словами Тутмес так ударил кулаком по столу, что стоявшая на нем шкатулка с пузырьками опрокинулась и все рассыпалось по полу.
– Успокойся, дитя мое, – сказала матрона, понижая голос. – Слушай! Великий жрец составил твой гороскоп, и звезды ясно говорят, что ты станешь великим фараоном. Слава твоя превзойдет славу Хатасу и сделает твое имя бессмертным. Кроме того, я сама пробовала гадать – ты знаешь, я опытна в таких тайнах, – и все предвещает тебе великую будущность. Два года назад, в священную ночь, когда Нил разливается и все силы природы соединяются для оплодотворения земли, я посадила два одинаковых дерева, одно под твоим именем, другое под именем Хатасу. Каждый день я поливала их и произносила над ними священные слова. Сначала они росли одинаково, а теперь твое выше на целую ладонь, а другое все слабеет. Это верный знак, что ты победишь. Итак, будь терпелив. Твой брат очень болен, и, если он умрет, Хатасу должна будет разделить с тобой трон, так как все жрецы на твоей стороне. Но вот Танафи зовет нас. Обед подан. Пойдем, подкрепишься, дорогой мой. Тебе это необходимо.
Она поднялась. Тутмес молча последовал за ней на первый этаж и сел за обильно уставленный различными кушаньями стол. Попив и поев с аппетитом, юноша облокотился на стол и задумался.
– Где и когда я увижу великого жреца Амона? – внезапно спросил он.
– Сегодня вечером здесь будет Рансенеб, помощник и поверенный великого жреца. Сам он не может прийти из–за болезни, да и можно привлечь к себе внимание. Хатасу не доверяет ему и, говорят, приказала следить за каждым его шагом. Тебя тоже боятся подвергнуть риску быть обнаруженным и хотят уберечь от опасных встреч. Сегодня утром я получила таблички, в которых великий жрец предлагает тебе дождаться здесь его поверенного и не показываться на улицах.
Ироническая улыбка скользнула по губам Тутмеса.
– Я думаю, что добрый служитель Амона боится гораздо больше за себя, чем за меня. Например, встречи с моей славной сестрой, имеющей ужасно решительный вид, как я мог убедиться в этом сегодня. Я ведь тоже принимал участие в процессии, – небрежно заметил он.
– Как мог ты поступить так неосторожно? – воскликнула перепуганная бабушка. – Какое безумие, Тутмес! Что, если бы Хатасу узнала тебя?
– Не бойся ничего, бабушка! Я был в рыбачьей лодке, в простой одежде. Никто не заметил меня. Я с твоего позволения пойду посплю немного. Мне необходимо иметь свежую голову для беседы с Рансенебом.
Женщина без разговоров отвела его в соседнюю комнату, где он лег на кровать и моментально заснул беззаботным сном юности.
Глава II. Изгнанник и его сестра
Через несколько часов, когда уже наступила ночь, звук тембра возвестил о прибытии нового посетителя. Через несколько минут Танафи ввела в комнату хозяйки какого–то мужчину высокого роста, закутанного в темный плащ с капюшоном.
– Здравствуй, Изиса! Да благословят тебя боги, – сказал он матроне, почтительно приветствовавшей его. – С удовольствием вижу, что ты находишься в добром здравии и что старость не имеет над тобой власти. Но где же наш молодой сокол? Он приехал?
– О, конечно! Он отдыхает после утомительного пути, но сейчас придет. А пока присядь, Рансенеб, и прими этот кубок вина.
Жрец бросил на стул плащ и сел. Это был человек уже в летах, с худым морщинистым лицом. Его выбритый череп блестел, как пожелтевшая слоновая кость. Низкий лоб и тонкие губы говорили о твердой воле. В ясных и бесстрастных глазах отражалось спокойствие и превосходство, присущее людям, привыкшим читать в душах и повелевать ими.
Не успел он допить кубок, как отворилась дверь и вошел Тутмес. Жрец тотчас же встал и протянул ему обе руки.