Царица ночи
Шрифт:
Дух оглянулся на Фаину и зарычал:
– Ты вмешалась в мой ритуал. Что ты за создание такое?
Лебедь опустила голову, подавив улыбку.
– Что ж! – Перун хлопнул в ладоши. – Путь тот неблизкий. Вот что я решил. Девчонка обещала провести вечность, служа в царстве мертвых, – так тому и быть. Память ей возвращать не будем. Но! Говоришь, живущая в людях сила достойна восхищения? – спросил он Макошь и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я подумываю о празднике в ее честь – и нашу, разумеется. Таком, какого покойники всех царств, что создали мои отец и дед, еще не видали.
Дух, богиня и посланница небес смотрели на него во все глаза, не пропуская
– Гостями на празднике станут те из смертных, кто оказался способен на столь же сильные чувства и сохранил их после смерти. – Он махнул в сторону Фаины. – Ты, сестра, разумеется, будешь его царицей. В цари к себе выбирай из мира живых того, кто хорош положением по крови. Здесь уж нет и не будет никого выше моих детей. Пусть составляют тебе компанию на одну ночь в год, когда луна красивее всего, а потом забывают обо всем, дабы о празднике знали только мертвые. Так будет честно, не то разведется самоубийц. Тебе понадобится помощь. Лебедь я тебе отдать не смогу, не взыщи. Хорошо она мне служит и все приказы исполняет исправно.
Втайне девочка, любившая парить в облаках, облегченно вздохнула, но тут же с жалостью посмотрела на мертвую, уже зная, что услышит дальше. Мудрая Макошь, хорошо изучившая характер своего бывшего супруга, рассказала ей все наперед.
Перун продолжал:
– Фаина будет твоей посланницей и соберет гостей по твоим землям – беспристрастно и честно, ибо для нее не осталось ни родных, ни близких. Что для одних будет честью, для нее наказанием. Пусть вечно смотрит на то, что навсегда потеряла, раз осмелилась чернить богов.
Тут он призадумался, и это время показалось Лебеди вечностью.
– Много люди стали вести войн. С каждым месяцем все больше. Нравится мне это, но как бы они не увлеклись, не разрушив мир до основания. Скажи-ка мне, – он обратился к Макоши не повернув головы, – что видишь ты в будущем его рода?
– Он будет крепок еще многие столетия, – уверенно ответила она.
– Тогда душа, которая была упущена сегодня, однажды переродится. Иного, как другим, ей не дано: Перунов сын в семью и вернется. Тогда и посмотрим, вспомнит ли он свою милую, коли окажется на празднике. – Он поднял брови, намекая, что считает это интересной загадкой. – Ты уж боле не калечь девчонку, сестра. Да научи, как принарядиться, не то испортит все веселье. И полно грустить о том мальчишке – найдешь себе таких еще дюжину. Что же, складно я придумал?
– Я в восхищении, – сказала Марена, бросив презрительный взгляд на Фаину.
– Прекрасный будет праздник, – добавила Макошь.
– Чудесная задумка, мой владыка. Люди не забудут вашу мудрость, – осмелилась вставить Лебедь.
– Значит, так тому и быть. – Перун довольно усмехнулся в бороду. Не то чтобы ему требовалось их одобрение, но услышать похвалу было приятно. – Идите. Дружина князя просит моего благословения.
Лебедь начала подниматься на ноги, успев осторожно шепнуть Фаине:
– Не теряй надежду, – прежде чем послышался голос Марены.
– Назначим праздник на весну, с началом сева, когда луна молода. После зимы всегда в моих землях становится людно.
Она снова щелкнула пальцами и исчезла вместе с Фаиной.
Лебедь, поежившаяся от ее ледяного прощального взгляда, сопровождала Макошь на пути на землю.
– Как хорошо ты все придумала, госпожа! – сказала она, едва они оказались
– Я покровительствую женщинам, дитя мое, и радуюсь за тех, кто смог обрести личное счастье, как я, и пронести его через всю жизнь. Я давно размышляла о подобном празднике, но знала, что без поддержки нашего владыки ничего не получится, – призналась Макошь. – До сих пор я верила, что Матвей и Фаина окажутся там в качестве гостей.
– Но ты увидела их встречу теперь, когда все устроено? – с любопытством спросила Лебедь.
Богиня грустно улыбнулась ей:
– Пока Матвей на пути к перерождению, я не смогу ничего сказать. Душа – одно из самых удивительных творений в этом мире, сокровищница памяти и чувств, над которой ни я, ни Марена не имеем абсолютной власти, как бы нам того ни хотелось. Она будет жить, даже когда этот мир склонится к закату.
Лебедь вспомнила, как шевельнулись губы Фаины при звуке некогда знакомого имени.
– Я верю, что полностью забыть друг друга их души никогда не смогут, госпожа. Я бывала в разных землях за последние столетия и видела разных людей. Мало кого из них связывали столь же сильные чувства.
– Тогда, – ответила богиня, – все решится в весеннее полнолуние.
Настоящее время
Глава 1
Матвей Рокотов не мог поверить своей удаче.
Труд швейцарского хирурга девятнадцатого века Теодора Кохера о хирургических инфекционных болезнях, который в интернет-магазинах мог бы стоить ему совсем недешево, был втиснут на полку между «Морфологией волшебной сказки» и потрепанным изданием «Введения в психоанализ». Пролистав книгу, он с радостью отметил, что, несмотря на царапины на обложке и отсутствие титульного листа, текст внутри неплохо сохранился. Перспектива разбираться в дореволюционной орфографии перевода после изучения латыни Матвея совершенно не пугала.
– Кем бы вы ни были, Г. Н. Морозова, – пробормотал он, посмотрев на цену и заметив имя в посвящении на форзаце, – большое спасибо за щедрость.
Он осмотрел полки в поисках имени Якова Чистовича – вдруг нашлась бы «История первых медицинских школ в России», – но ничего не нашел. Другие книги его не интересовали.
По привычке наклонив голову, чтобы не удариться о низкий потолок, Матвей вышел из крохотной, заставленной книжными стеллажами и коробками комнаты. Ему пришлось повернуться боком, чтобы не задеть висевшие на стене коридора деревянные значки с портретами известных писателей. Когда его бывшая пациентка рассказала о магазине, где можно было найти старые и новые подержанные книги на любую тему, он представлял себе место побольше. Матвей не мог отрицать, что маленькие заведения обладали особой прелестью, но, посетив этот магазин несколько раз, он понял, что был слишком высокого роста, чтобы оценить их по достоинству.
Заплатив за книгу на кассе, он закрыл за собой тяжелую железную дверь в магазин и поднялся по лестнице во внутренний дворик старого дома на Покровке. Дождь кончился, и Матвей мог не спешить на трамвай, чтобы доехать до Чистых прудов. Идти по бульвару тоже не хотелось – на ум сразу пришли жалобы некоторых пациентов на скользкую и вечно качающуюся под ногами плитку, – поэтому Покровка выглядела более привлекательно. Он решил пойти до Ильинки, а там уже рукой было подать до переулка за Никольской улицей. Книгу в магазине он нашел раньше, чем предполагал, так что до встречи с бывшими однокурсниками мог позволить себе прогулку.