Царица Теней: возвращение Персефоны
Шрифт:
– Мак один отправлю в корзину плетёную, – произнесла она и закрыла глаза, – второй приколю к вороту платья светлого, третий пойдёт в венок весенний на голову нимфы, а четвёртый…
…любимому в дар, чтоб на сердце выменять, – закончила Лана.
Дуновение свежего ветра заставило её вздрогнуть, она приоткрыла глаза, и успела увидеть, как полупрозрачная ткань, усыпанная алмазами звёзд, падает на неё сверху. Лана резко села, протянула руки к ткани, и выдохнула.
– Морфей!
Ткань дёрнулась, скрутилась и, взмыв вверх, описала круг по комнате, сметая маки
– Морфей! – повторила Лана, и ткань опустилась позади неё, формируясь в тёмный силуэт. Мрачные подобия рук потянулись к плечам. – Морфей! – в третий раз сказала Лана. Только тогда силуэт сформировался в бога. В того самого, которого она звала.
Морфей тихо рассмеялся, беззвучно обходя Лану по кругу.
– Веками никто не нарушал мой покой таким способом… – он заинтересованно склонил голову.
– И не наяву, и не во сне, – ровным высокомерным тоном заговорила Лана, – и не живого, и не мёртвого встретишь ты вестника. И вестник здесь. Я призываю отдать то, что было вручено тебе у берегов Ахерона.
Лицо Морфея исказилось. Он боролся с собой какое-то время, но затем преклонил колено и сложил руки у сердца – ладонь к ладони – затем постепенно развёл их в стороны, воссоздавая из воздуха и маковых лепестков флакон с серебристой жидкостью, подбросил его и поймал. Серебристая жидкость замерцала в свете свечей.
– Я подчиняюсь, вестница. Скажи ему, его призыв услышан, Морфей на его стороне.
– Есть кое-что ещё, – заявила Лана, – мне нужен напиток Перемен.
Морфей встал и манерно поправил свои тёмные одеяния.
– Напиток Перемен? Но разве полубоги и наследники не могут менять облик по собственному желанию? – он прищурился. – О, я понял. Нужно изменить не только внешность, но и скопировать отражение божественной силы, – Морфей хлопнул в ладоши, – это я люблю… но… – он свёл тёмные брови к переносице в притворном огорчении, – это не бесплатно, вестница. И я не уверен, что тебе есть, чем платить.
Эффект их связи начал развеиваться. По правде говоря, чтобы удержать такую связь с самим Морфеем, нужно было гораздо больше божественных сил, чем имелось у Ланы, и она уже чувствовала, что держаться сможет недолго. Восемь из шестнадцати свечей погасли.
– Что тебе нужно?
– Хорошие воспоминания, – Морфей пожал плечами, – например… – он постучал указательным пальцем по собственному носу, – … хорошие воспоминания о твоей сестре?
Лана молчала, но Морфею отчего-то очень хотелось уговорить её, и он стал настаивать.
– Я знаю, что ты делаешь, поверь мне. Воспоминания о ней порождают тёплые чувства, взывают к совести… без них ты станешь свободной, сильной, уверенной и бесстрашной. Без них ты получишь всё, что пожелаешь.
– Сначала напиток, – Лана протянула руку. Её чувства сейчас не имели никакого значения, да и она сама не владела собственной судьбой. – Сначала напиток, а потом забирай воспоминания. Они мне не нужны…
… Лана глубоко вздохнула, закрыла глаза и открыла снова. Свечи погасли, Морфей ушёл, а желанный напиток остался в её руке.
***
(Золотая Эпоха Богов)
… И всё было по-прежнему. Солнце, луга, рощи и ручьи, цветы и южный ветер. Только всё это больше не радовало,
Персефона грустила.
Даже ссора Деметры и Зевса, когда двенадцать дней и двенадцать ночей небо прошивали молнии, казалась Персефоне ярче и интереснее её прежней жизни на земле, где теперь и рядом с матерью она не чувствовала себя спокойно. Несмотря на договорённости, Деметра оградила дочь от всего мира: запретила ей бывать на Олимпе и встречаться с богами, закрыла её в куполе божественной защиты, без возможности выйти за его пределы. Деметра, в своём стремлении вечно видеть в Персефоне чистое невинное дитя, забыла о том, что её дочь богиня и царица, что у её дочери собственная жизнь.
На четыре долгих луны Персефона замкнулась в себе: занималась цветами, наслаждалась природой… В её силах было вырваться из плена, сделать всё по-своему, но, привыкшая подчиняться матери, Персефона никак не могла решиться пойти против её воли. Всё изменилось перед очередной встречей великой троицы. Три брата – Зевс, Посейдон и Аид – собирались на Олимпе, чтобы почтить приветствием друг друга и обсудить важные дела их царств. Гера и Амфитрита часто сопровождали своих мужей – чуткие и мудрые, они развлекали их, сглаживали острые углы, наводили на правильные мысли. Персефона надеялась на этот день, ждала, что Зевс призовёт её на Олимп, но Зевс, то ли из-за страха перед Деметрой, то ли из-за нежелания снова вступать в споры, промолчал.
Последней каплей стало то, что на этот Совет Триединства он призвал и остальных богов. Всех, кроме неё. В отчаянии и горе Персефона отправилась на берег ручья и воззвала к Нереидам – сёстрам тех, что сопровождали её во дворце Аида. И Нереиды услышали её зов.
Ранним утром, когда колесница Гелиоса едва показалась на горизонте, а Деметра отправилась на встречу трёх братьев, к Персефоне наведались Нереиды. Двенадцать юных нимф семенили за тринадцатой – столь же прекрасной, как океан, и такой же лёгкой, как морской бриз. Смешливая, искренняя, открытая, тринадцатая нереида вышла к Персефоне и склонила голову в том поклоне, в каком обычно приветствуют равных.
– Приветствую богиню весны и царицу царства Теней, – вежливо сказала она, – я Амфитрита, супруга Посейдона.
Персефона встала, не в силах поверить в то, что слышит. Неужели сама Амфитрита? Раньше они не встречались, и Персефона всегда представляла жену Посейдона высокомерной, молчаливой и властной, но как она сама менялась вне тронного зала дворца Аида, так и Амфитрита оказалась яркой жизнерадостной девушкой вне своих царских обязанностей.
– А я Персефона…
– Я знаю твоё имя, все говорят о тебе… – отмахнулась Амфитрита, – и я восхищена. Ты такая красивая и смелая, ты достойна занять свободное место среди жён великой троицы, – она прошла мимо Персефоны и резко обернулась. Зелёные одежды взлетели и опустились от этого движения, волосы сверкнули бликами воды, а в воздухе разлился аромат морской соли и водорослей. – Я хочу быть твоим другом, но это позже… пока, мы должны сделать так, чтобы твоё первое появление на Олимпе в роли царицы Теней запомнилось надолго. Никто не посмеет усомниться в твоём положении.