Царская Россия накануне революции
Шрифт:
Лишь только показался поезд, разражается буря приветствий. Но вокзал едва освещен, холодный туман висит в воздухе, хаос багажа и тюков громоздится тут и там до самого полотна так, что это возвращение изгнанников одновременно торжественно и мрачно.
Милюков, Терещенко и Коновалов пришли со мной встречать французскую миссию. После официальных приветственных речей я веду Альбера Тома к своему экипажу среди всеобщей овации.
Это зрелище, столь непохожее на то, что он видел в 1916 году, приводит в волнение его революционные фибры. Он обводит вокруг сверкающими глазами. Несколько раз он говорит мне:
- Да, это - Революция во всем ее величии, во всей ее красоте....
В Европейской гостинице, где ему отведено помещение, мы беседуем. Я ввожу его в курс того, что произошло с тех пор, как он покинул Францию; я объясняю ему, насколько положение сделалось серьезным за две последние недели; я рассказываю ему о конфликте, возникшем между Милюковым и Керенским; я, наконец, выдвигаю соображения, которые заставляют нас, по-моему, поддерживать министерство иностранных дел, так как оно представляет политику Аллианса.
Альбер Тома внимательно слушает меня и возражает:
- Мы очень должны остерегаться, чтобы не задеть русскую демократию... Я приехал сюда именно для того, чтобы выяснить все это... Мы возобновим нашу беседу завтра.
Понедельник, 23 апреля.
Я собираю за завтраком вокруг Альбера Тома: Милюкова, Терещенко, Коновалова, Нератова и мой персонал.
Трое русских министров выказывают оптимизм. Говорят о дуализме, который проявляется в правительстве. Милюков объясняет со своим обычным добродушием и большой широтой идей конфликт, возникший между ним и Керенским. Альбер Тома слушает, задает вопросы, говорит мало и разве только для того, чтобы оказать русской революции огромный кредит доверия или воздать красноречивую дань восхищения.
Когда мои гости ушли, Альбер Тома предлагает мне побеседовать наедине в моем кабинете. Там он с дружеской серьезностью говорит мне:
- Г. Рибо доверил мне письмо для вас, предоставив мне выбрать момент, когда я должен буду вручить его вам. Ваш характер внушает мне слишком глубокое уважение, и я поэтому немедленно вручаю его вам.
Оно датировано 13 апреля. Я читаю его без малейшего удивления. Вот оно:
Париж, 13 апреля 1917 г.
"Господин посол.
Правительство полагало, что полезно будет послать в Петроград с чрезвычайной миссией министра вооружения и военной промышленности. Вы мне сообщили, что Альбер Тома, благодаря воспоминаниям, которые он оставил в России, и влиянию, которое он может иметь в известных кругах, будет хорошо принят Временным Правительством и, в особенности, г. Милюковым.
Чтобы он мог действовать вполне свободно, прошу вас соблаговолить приехать в отпуск во Францию, сговорившись с ним относительно времени вашего отъезда. Вы передадите дела посольства г. Дульсе, который будет вести их в качестве уполномоченного до назначения вам преемника.
Правительству казалось, что положение, которое вы занимали при императоре, сделает для вас затруднительным исполнение ваших обязанностей и при нынешнем правительстве. Вы отдаете себе отчет, что для нового положения нужен новый человек, и вы мне заявили с чувством, коего деликатность я ценю в полной мере, что вы готовы стушеваться в интересах государства, не взирая ни на какие личные соображения. Я считаю долгом поблагодарить вас, за это доказательство бескорыстия, которое отнюдь не удивляет меня с вашей стороны, и сказать вам в то же время, что мы не забудем великих заслуг, оказанных вами нашей родине.
Когда вы вернетесь, во Францию, мы вместе посмотрим, какой пост мы можем вам предложить, приняв во внимание в возможно широкой мере ваши интересы и ваши личные отношения.
Благоволите принять, мой дорогой посол, уверение в моем глубоком уважении и моих лучших чувствах.
А Рибо."
Окончив чтение, я говорю Альберу Тома:
- Это письмо не содержит ничего, с чем бы я не соглашался или чем бы не был тронут. До моего отъезда, который мне кажется, трудно назначить раньше 10 мая, я по мере моих сил буду помогать вам.
Он горячо пожимает мне руки и говорит:
- Я никогда не забуду, с каким достоинством вы держали себя и буду счастлив засвидетельствовать это в телеграмме, которую я сегодня же отправляю правительству республики.
Затем, составив со мной программу визитов и работы, он удаляется.
Вторник, 24 апреля.
Я пригласил своих английского и итальянского коллег позавтракать с Альбером Тома.
Карлотти заявляет, что вполне присоединяется к моему мнению, когда я утверждаю, что мы должны поддерживать Милюкова против Керенского и что было бы важной ошибкой не противопоставить Совету политического и морального авторитета союзных правительств. Я делаю вывод:
- С Милюковым и умеренными Временного Правительства у нас есть еще шансы задержать успехи анархии и удержать Россию в войне. С Керенским обеспечено торжество Совета, а это значит разнуздание народных страстей, разрушение армии, разрыв национальных уз, конец русского государства. И, если отныне развал России неизбежен, не станем, по крайней мере, помогать этому.
Поддерживаемый Бьюкененом, Альбер Тома категорически высказывается за Керенского:
- Вся сила русской демократии в ее революционном порыве. Керенский один не способен создать с Советом правительства, достойного доверия.
Среда, 25 апреля.
Мы обедали сегодня вечером, Альбер Тома и я, в английском посольстве. Но уже в пол-восьмого Тома появляется на пороге моего кабинета: он пришел сообщить мне длинную беседу, которую он имел сегодня пополудни с Керенским и главной темой которой был пересмотр "целей войны".
Керенский энергично настаивал на необходимости приступить к такому пересмотру, согласно постановлению Совета; он полагает, что союзные правительства потеряют всякий кредит в глазах русской демократии, если они не откажутся открыто от своей программы аннексий иконтрибуций.
- Признаюсь, - говорит мне Альбер Тома, - что на меня произвело сильное впечатление сила его аргументов и пыл, с каким он их защищал...
Затем Тома, пользуясь метафорой, которой недавно пользовался Кашен, Тома заключил:
- Мы будем вынуждены выбросить балласт.
Но уже около восьми часов. Мы отправляемся в английское посольство.
Другие приглашенные: князь Сергей Белосельский с супругой, княгиня Мария Трубецкая, г. и г-жа Половцовы и пр.
Альбер Тома говорит любезности и нравится своим воодушевлением, своим остроумием, своим метким и колоритным языком, полным отсутствием позы.