Царская Россия во время мировой войны

Палеолог Морис Жорж

Дочь управляющего собственной его величества канцелярией Танеева, она почти не имеет личных средств. И императрица только с большим трудом может заставить ее принять, от времени до времени, какую-нибудь драгоценную вещь, не обладающую, однако, особенной стоимостью, какое-нибудь платье или манто.

Физически она неповоротлива, с круглой головой, с мясистыми губами, с глазами светлыми и лишенными выражения, полная, с ярким цветом лица; ей тридцать два года. Она одевается с совершенно провинциальной простотой. Очень набожная, не умная. Я встречал ее два раза у ее матери, г-жи Танеевой, урожденной Толстой, которая представляет собою образованную и изящную женщину. Мы все трое долго беседовали. Анна Александровна показалась мне умственно ограниченной и лишенной грации.

Молодой

девушкой она была фрейлиной императрицы, которая выдала ее замуж за морского офицера, лейтенанта Вырубова. После нескольких дней брака — развод. Теперь г-жа Вырубова живет в Царском Селе в очень скромной даче, расположенной на углу Средней и Церковной улиц, в двухстах метрах от императорского дворца. Несмотря на строгость этикета, императрица часто делает долгие визиты своему другу. Кроме того, она устроила ей в самом дворце комнату для отдыха. Таким образом, обе женщины почти не покидают друг друга. В частности, Вырубова регулярно проводит вечера с монархами и их детьми. Никто другой никогда не проникает в этот семейный круг; там играют в шашки; раскладывают пасьянсы, занимаются немного музыкой, читают вслух очень добродетельные романы, преимущественно английские.

Как определить г-жу Вырубову? Какова тайная побудительная причина ее поведения? Какую цель, какие мечты она преследует? Качества, которые, как я слышу, чаще всего ей приписывают, это — качества интригантки. Но что же это за интригантка, которая пренебрегает почестями, которая отвергает подарки… Чтобы объяснить себе ее положение и ее роль в императорском дворце, может быть, было бы достаточно сослаться на ее личную привязанность к императрице, привязанность нисшего и раболепного создания к государыне, всегда больной, подавленной своим могуществом, осаждаемой страхом, чувствующей, что над нею тяготеет ужасный рок.

Четверг, 31 декабря.

Через час окончится 1914 г.

Печать изгнания…

С тех пор, как эта война потрясла мир, события уже столько раз противоречили самым разумным расчетам и опровергали самые мудрые предвидения, что никто больше не осмеливается выступать в роли пророка иначе, как в границах близких горизонтов и непосредственных возможностей.

Однако же, сегодня днем я имел долгий и откровенный разговор со швейцарским посланником, во время которого обмен нашими сведениями, встреча наших мыслей, разница в наших точках зрения немного расширили мои перспективы. У него ясный, точный ум, соединяющийся с большим опытом, и острое чувство действительности. Наше заключение было таково, что Германия впала в тяжелое заблуждение, думая, что война кончится быстро; что борьба будет очень долгой, очень длительной и что окончательная победа достанется наиболее упорному. Война становится войной на истощение и, увы, неизбежно, — на истощение полное: истощение пищевых запасов, истощение орудий и инструментов для промышленного производства, истощение человеческого материала, истощение моральных сил. И ясно, что именно эти последние получют решающее значение в последний час.

Среда, 6 января 1915 г.

Русские нанесли поражение туркам вблизи Сары-Камыша, на дороге из Карса в Эрзерум. Этот успех тем более похвален, что наступление наших союзников началось в гористой стране, такой же возвышенной, как Альпы, изрезанной пропастями и перевалами, которые часто превышают 2500 метров высоты; теперь там ужасный холод и постоянные снежные бури. К тому же — никаких дорог, и весь край опустошен. Кавказская армия совершает там каждый день изумительные подвиги.

X. Патриотизм императрицы

Четверг, 7 января 1915 г.

В течение девяти дней продолжается упорное сражение на левом берегу Вислы, в секторе, заключающемся между Бзурой и Равкой.

2 января германцам удалось овладеть важной позицией Боржимова, фронт их наступления находится только в 60 километрах от Варшавы.

Это положение оценивается в Москве с крайней суровостью, если верить впечатлениям, привезенным мне английским журналистом, который хорошо

знает русское общество и вчера еще обедал в Славянском Базаре: «Во всех московских салонах и кружках, — говорит он, — мне высказываются очень раздраженно по поводу оборота, который принимают военные события. Не могут себе объяснить эту приостановку наступления и эти безпрерывные отходы, которые, как кажется, никогда не кончатся».

Однако, обвиняют не великого князя Николая Николаевича, а императора и еще более императрицу. Об Александре Федоровне распускают самые нелепые рассказы, обвиняют Распутина в том, что он продался Германии, а царицу называют не иначе, как немка …

Вот уже несколько раз я слышу, как упрекают императрицу в том, что она сохранила на троне симпатию, предпочтение, глубокую нежность к Германии. Несчастная женщина никаким образом не заслуживает этого обвинения, которое она знает, и которое приводит ее в отчаяние.

Александра Федоровна, родившаяся немкой, никогда не была ею ни умом, ни сердцем. Конечно, она немка по рождению, по крайней мере со стороны отца, так как ее отцом был Людвиг IV, великий герцог гессенский и рейнский, но она — англичанка по матери, принцессе Алисе, дочери королевы Виктории. В 1878 г., будучи шести лет, она потеряла свою мать, и с тех пор обычно жила при английском дворе. Ее воспитание, ее обучение, ее умственное и моральное образование также были вполне английскими. И теперь еще она — англичанка по своей внешности, по своей осанке, по некоторой непреклонности и пуританизму, по непримиримой и воинствующей строгости ее совести, наконец, по многим своим интимным привычкам. Этим, впрочем, ограничивается все, что проистекает из ее западного происхождения.

Основа ее натуры стала вполне русской. Прежде всего и несмотря на враждебную легенду, которая, как я вижу, возникает вокруг нее, я не сомневаюсь в ее патриотизме. Она любит Россию горячей любовью. И как не быть ей привязанной к этой усыновившей ее родине, которая для нее резюмирует и олицетворяет все ее интересы женщины, супруги, государыни, матери?

Когда она в 1894 г. вступила на трон, было уже известно, что она не любит Германии и особенно Пруссии.

В течение последних лет она возненавидела лично императора Вильгельма, и на него она перекладывает всю тяжесть ответственности за войну, «эту ужасную войну, которая каждый день заставляет обливаться кровью сердце Христа». Когда она узнала о пожаре Лувена, она воскликнула: «Я краснею оттого, что была немкой!» Но ее моральное обрусение еще гораздо глубже. По странному действию умственной заразы, она понемногу усвоила самые древние, самые характерные специфические элементы руссизма, которые имеют своим высшим выражением мистическую религиозность.

Я уже отметил в этом дневнике болезненные наклонности, которые Александра Федоровна получила по наследству от матери и которые проявляются у ее сестры, Елизаветы Федоровны, в благотворительной экзальтации, у ее брата, великого герцога гессенского, в странных вкусах. Эти наследственные наклонности, которые были бы незаметны, если бы она продолжала жить в положительной и уравновешенной среде Запада, нашли в России самые благоприятные условия для своего полного развития. Душевное беспокойство, постоянная грусть, неясная тоска, смены возбуждения и уныния, навязчивая мысль о невидимом и о потустороннем, суеверное легковерие — все эти симптомы, которые кладут такой поразительный отпечаток на личность императрицы, разве они не укоренились и не стали повальными в русском народе? Покорность, с которою Александра Федоровна подчиняется влиянию Распутина, не менее знаменательна. Когда она видит в нем «Божьего человека, святого, преследуемого, как Христос фарисеями», когда она признает за ним дар предвидения, чудотворения и заклинания бесов, когда она испрашивает у него благословения для успеха какого-нибудь политического акта или военной операции, она поступает, как поступала некогда московская царица, она возвращает нас к временам Ивана Грозного, Бориса Годунова, Михаила Федоровича, она окружает себя, так сказать, византийской декорацией архаической России.